А врага найдёт потом месть.
Легко сорваться в даль и бездну,
Сложней любить округу местну.
Легко судить, не быв ни кем, -
Сложней искать всю жизнь проблем.
Поступок каждого — есть шаг,
А бег по жизни хуже врак.
Седьмое небо ищут все,
Будто лунатики во сне,
Никто не видит никого,
И страх в душе, и так темно!
Пожар на небе от луны.
"Там золото!" — кричим все мы.
И, бросив земли и дома,
Бежим туда, где ждёт беда.
Иные, правда, предают
И славно после жизнь живут.
И в их домах царит уют,
И пьют они, и сладко жрут.
Но сколько тех, кто так
Покаялся об этом вслух,
Когда именье не ценя,
Не голодав при том ни дня,
Он проклял всё и сам себя.
Нет, это не критика Довлатова, — потому что он человек был хороший, как и сам он о себе свидетельствовал письменно, — нет, просто случай один произошёл недавно, который жалко не записать. Нужно сразу предупредить, что случай самый наипустяшный и яйца всмятку выеденного не стоит.
(в стиле Довлатова) Захожу я значит в строительный магазин — есть у нас в районе такой хороший магазинчик, расположенный в подвале, в котором цены более-менее низкие, да и ассортимент широкий. Захожу, то есть спускаюсь в этот подвал, а магазинчика-то и нет — ну то есть отдела, — там вообще три отдела в этом подвальчике. Вместо отдела во всю стену висит пластиковая штора и никого вокруг…
Я и раньше проходил дальше любимого своего отдела и заглядывал в следующий, в котором продают мёд и ещё что-то связанное с этим, — отдел большой, а ничего интересного в нём нет, так что я и не рассматривал там ничего и никогда. А когда случалось в моём строительном отделе никого из продавцов порой не было, то я и спрашивал в медовом отделе: не знают ли они «где все»?
Ну и по уже сложившейся привычке я ни грамма не размышляя отправился в тот отдел. Интересный факт: в этом отделе никогда не было посетителей, а теперь я застал здесь человек до пяти стоящих у витрин и разглядывающих — мёд, или что они там продают… За прилавком сидела женщина с мешочками под глазами, с усталым взором, — видно было, что не об этой должности она мечтала всю свою жизнь, — а лет ей было по виду много за сорок.
Я с приветливой миной поинтересовался у ней о строительном отделе, будучи в замешательстве, съехал этот отдел вовсе или есть какая-то надежда. Продавщица с каким-то усталым гневом вместо ответа указала пальцем на стену, на которой висел тетрадный листочек и на нём фломастером нарисована была стрелочка, а над стрелочкой надпись: «строй-материалы в третьем отделе».
— Вы что, не видите, по всем стенам расклеены бумажки, специально для Вас. — издевательски обличила меня продавщица.
— А я что, прихожу в магазин чтобы бумажки читать? — шутливо ответил я, сказав первое что пришло на ум.
— Ну вот видите, Вы думаете только о себе.
Я понял, что таких, как я вопрошателей, за день у неё человек до ста. С виноватым лицом я отправился в «третий» отдел и там приобрёл всё что мне нужно было. А нужна мне была всего одна вещь — металлическая щётка на электродрель. Щётка стоила сто тридцать рублей, цена была написана фломастером на упаковке и продавец дал мне щётку без ценника, а с ценником положил на место, чтобы самому знать сколько она стоит.
Кстати, я не сказал, что третий отдел был вовсе не отдел, а склад; сам же отдел, в котором я всегда покупал, то есть первый любимый мой отдел, был закрыт на ремонт. Продавец на складе сказал, что оплатить нужно у женщины и был таков. Я отправился опять к той же уставшей продавщице и, подходя, задал ей вопрос:
— У Вас нужно оплачивать? А то ведь на стене не написано! — как-то сострил я, сам не ожидая, что скажу это.
Продавщица взяла упаковку и стала её вертеть. Но я этого не видел, потому что в это время я смотрел по сторонам на витрины и был спокоен, так как положил бумажками сто пятьдесят рублей и думал, что продавщица ищет мне сдачу.
— Сколько стоит?! Не написано!
— А? — повернулся я к ней. — Сто тридцать.
Продавщица поверила мне и стала доставать сдачу. Я же тем временем дополнил свой ответ, что мол на складе щётку с ценником мне не дали, а дали без ценника. Она поверила мне.
Согласитесь, читатель, как бы было хорошо назвать эту миниатюру «Не написано»?..
Но это подражание Довлатову. «Жаль, конечно, этого добряка», что он выгнан был в Америку… Хотя, если б не выгнали, то и никто о нём не говорил бы сейчас, как о выдающемся писателе. Может быть он поблек бы на фоне других советских писателей. Может быть мы, русские, увидили бы какого-нибудь другого выдающегося человека, — может быть не хуже или даже лучше…