Притчи. Стихи. Рассказы 1-15

Я встал, вышел из машины, вокруг была тишина, очевидно все спали, костёр едва дотлевал. Она боялась ухватить меня за руку, когда я тупо остановился в раздумье, но всё же решилась и потянула. Скорым шагом она довела меня в самую темень, где в кустах было шуршанье, как от борьбы. Сейчас я это описываю довольно степенно, а тогда всё происходило как-будто кадрами, — один неожиданный кадр сменялся ещё более неожиданным, одна невозможная мысль сменялась на ещё более невозможную. Я своими полупьяными непроснувшимися мозгами понял, что Никита насилует Катю. Катя была не совсем из замухрыжек, хотя и дружила с Олей; она была довольно симпатична, но всё же красота её была серенькая. И очевидно невменяемый Никита решил, что «на безрыбье и рак рыба». Оля же до того боялась его, что, как я узнал позже, она не только не решилась вступиться за подругу, а даже и хоть как-то выдать своё присутствие. То что это было насилие, а не взаимное «счастие», заключить было не сложно не по одним звукам борьбы, а в принципе по всем прошедшим годам наблюдения за этими двумя, — не знаю как это доступней объяснить, ну вообщем двое эти совершенно не могли сойтись в эту ночь.

Я очень хорошо понимал Олю, ведь я остановился как столб, понимая, что если выдам себя, не то что заявлю о себе, попытавшись вступиться, ввязаться в борьбу, то у меня и сейчас и потом будут очень неприятные проблемы и последствия. Я не смотрел на Олю, но понимал, что она на меня смотрит, смотрит как на последнюю соломинку утопающему, — конечно она понимала, что я в два раза слабее Никиты.

Я не верю в судьбу и не верю в Бога, — иначе, если бы он был, то допустил бы такое? — но видимо судьба какая-никакая всё же существует… Когда я ещё засыпал вечером на заднем диване в машине, то, засыпая, от нечего делать и от мучений отравления алкоголем, нащупал под передним пассажирским сидением что-то металлическое, — мне это было приятно, железяка была холодная и немного остужала мою горячую руку. Эта железяка был очевидно гаечный большой ключ для колёс, «мантировка». Я стоял как террорист-смертник перед мыслью о ней. Но медлить было нельзя, поэтому я решил побежать за ней и по дороге, за эти пол минуты, решиться или не решиться. «Но что же я буду делать ей?» — задавал я себе вопрос, — «Если ударю, то у меня будут проблемы в десять раз больше, чем если я полезу с ним драться.» Что бы надо мной не смеялись, скажу честно, что решения я в сущности так и не принял, а только как бы откладывал его: сначала по пути до машины, затем в процессе изъятия ключа из-под сидения, затем на обратном пути, затем уже стоя напротив этой туши по имени Никита, лежащей на беспомощной своей жертве, которая пытается двигаться под ним. Я понял только одно, что если я просто ударю, даже вырублю его, это будет для меня в сто раз страшнее, чем если я убью его. И я первым ударом прицелился ему в затылок и огорошил. Я не помню осел ли он, потерял ли он сознание, у меня это стёрлось из памяти. Я помню, что я снова и снова целился ему в голову и мои удары достигали цели. Помню как в один момент Оля, дрожавшая и переживавшая за свою подругу, один раз приблизилась ко мне, что бы остановить уже меня от изуверства. А я бил ещё и ещё, я видел кровь на его русых короткостриженных волосах, но мне всё казалось, что он не то что умер, а даже и сознания не потерял и сейчас восстанет на меня и придавит как клопа.

5

Никита вообще-то был первый фаворит Гульнары у нас в группе и кто знает, может быть если бы она не уехала, а осталась, то может быть он и согрешил бы с ней по обоюдному согласию, — ей очевидно нравился такой тип парней, ведь её парень наподобие, здоровый детина, правда человек он другого типа, черноволосый, с заросшими чёрными волосами руками, и наверно и вся грудь его так же похожа на грудь животного, а не человека; здоровый он был в силу возраста, ну и хорошего питания… И он был тоже русский.

Теперь что касается меня: стоит ли описывать всё что было после? — то есть сразу после. Странный вопрос между прочим возник: а что было бы менее трагично для насилуемой Кати, само изнасилование или тот ужас который она испытала, выбираясь из под мёртвого с окровавленной пробитой башкой Никиты? Разумеется она не сразу поняла что он мёртв, когда выбиралась из-под его туши. Но дело было ясно почти сразу.