Притяжение Андроникова

И сама идея создания музея, и его быстрое возрастание, и организация «пушкинского» лектория и выставок глубоко волновали Н. М., вызывая в ней настойчивое стремление помочь новому начинанию, расширить его границы, объемнее представить москвичам эпоху жизни поэта, в частности, музыкальную культуру пушкинской поры. Давняя близкая знакомая Малышевой, замечательная исследовательница пушкинского наследия Татьяна Григорьевна Зенгер-Цявловская (1897–1978) предложила Надежде Матвеевне мысль об устройстве «пушкинских вечеров», которые знакомили бы москвичей с положенными на музыку произведениями Пушкина. Так родилась музыкальная «пушкинская гостиная»: сначала Татьяна Григорьевна читала и комментировала то или иное стихотворение поэта, а затем ученицы Н. М. исполняли романсы русских композиторов на эти стихи; Н. М. сама аккомпанировала певцам. Андроников не только с энтузиазмом поддержал инициативу Зенгер и Малышевой, но и интересовался программами этих вечеров. В письме от 20 августа 1969 года Н. М. сообщает Ираклию Луарсабовичу:

«И в Пушкинском музее мы “спели” еще программу “старинный романс”, с дуэтами и всякой милой старой всячиной. Понравилось. Теперь готовим еще программу – романсы Пушкина, старые, удвоенные в музыке разными авторами. Напр. Буря (Яковлев и Титов), Мери (Глинка и Дмитриев) и много[-]много сдвоенных, а иногда и строенных музыкой романсов. Я пишу об этом[,] потому-что это интересно и посильно мне».

Пока вечера продолжались, была исполнена без малого вся романсовая «пушкиниана» – Глинка, Даргомыжский, Кюи, Римский-Корсаков, Рахманинов. Об этом Ираклий Луарсабович и упоминает в статье: «Невозможно было протиснуться в зал на доклады видных ученых, специальные заседания пушкинистов привлекали множество почитателей поэта. Мастера художественного слова стали исполнять стихи Пушкина, вокалисты – романсы на слова Пушкина» (с. 394). Отзываясь здесь же о книге директора музея Александра Зиновьевича Крейна, Ираклий Луарсабович отмечает, что она «и о том, как в литературном музее работает слово. Как расширяет эмоциональную сферу воздействия музыка» (с. 397).

В этой же статье Андроников рассказывал о том, в чем нуждался новорожденный музей и как тщанием людей, беззаветно почитавших поэта, пополнялись его экспозиции и фонды: «В музей приходили пушкинисты, коллекционеры, музейные работники и просто почитатели Пушкина, у которых хранились изображения, книги, вещи прошлого времени, кои могли пригодиться новому пушкинскому музею. Одни дарили богатые коллекции, другие приносили одну-единственную вещь, но интересную и необходимую музею» (с. 391). До конца своих дней Н. М. Малышева продолжала участливо следить за работой музея, внося посильный вклад в его становление. Так, после смерти В. В. Виноградова она подарила музею более ста предметов декоративно-прикладного искусства начала – первой трети XIX века из коллекции В. В., среди которых роскошный многопредметный в полной комплектации чайный сервиз фабрики А. Г. Попова.

И Малышеву и Андроникова объединяло необоримое чувство, лежавшее в основе их долгого знакомства, – любовь к русской культуре, к русской поэзии, стремление направить свои силы на их изучение, развитие у молодежи углубленного их понимания и интерпретации, на утверждение непреходящей ценности прекрасного, в каких бы формах оно ни проявлялось – в художественном слове, в музыке, в дружбе, в любви к своему народу и Отечеству. Спасибо Надежде Матвеевне Малышевой и Ираклию Луарсабовичу Андроникову за их нестомчивую любовь к созидательному творчеству – «Спасибо за то, что Вы любите хорошее».

2014

СЕРГЕЙ БОНДИ. Чародей устных рассказов

Как ученый, исследователь-литературовед И. Л. Андроников отличается блестящей талантливостью и редкой научной добросовестностью. Все его выводы, все сделанные им открытия (о Лермонтове, о Пушкине и других) являются результатом громадной и удивительно настойчивой работы, что делает их безусловно верными и точными. Своей добросовестностью в науке он резко выделяется среди многих ученых-литературоведов, видящих довольно часто свою задачу не в том, чтобы установить правду об изучаемом ими предмете, а в том, чтобы выдвинуть какую-нибудь новую, пускай не обязательно верную, но зато «оригинальную» теорию. Ничего подобного мы не найдем в статьях и книгах Ираклия Луарсабовича. Его научные положения всегда опираются на серьезную проверку.