Притяжение Андроникова

Меня, по просьбе самого Андроникова, назначили его редактором. Конечно, эта должность была во многом формальной. Просто Ираклий Луарсабович хотел, чтобы кто-то, кому он доверяет, был рядом во время работы. Поэтому мне посчастливилось так много наблюдать за ним, слышать его рассуждения, быть свидетелем подготовки к выступлениям, к записи на радио или телевидении. Много раз вместе с ним я ездил на Пушкинские праздники поэзии. Общеизвестно, что Ираклий Луарсабович был первым председателем комитета по их проведению. Помню, задолго до июня, до самого праздника начиналась подготовка. Ираклий Луарсабович собирал комитет в Союзе писателей в Москве, на заседание которого приходили знаменитые писатели и поэты, приезжали люди из Горького, Болдино, Михайловского, Пскова, из других городов, собирались представители самых разных организаций, чтобы тщательно обсудить все детали предстоящих торжеств. Это было всесоюзное действо, имеющее огромное значение для всей отечественной, а может быть, и мировой культуры.

Вот такой праздник создал Андроников и заботился решительно обо всем, хотя «заботился» – не то слово. Оно не может дать представления о стремлении предусмотреть все мелочи, все детали. Например, он всегда заранее узнавал, сколько будет автобусов из Москвы и как они пойдут. Первые маршруты были такие: Клин – Калязин – Новгород – Ленинград, потом Псков – Михайловское. В одних автобусах сидят иностранцы, в других – советские писатели. А он заходит в каждый автобус и «перемешивает» делегатов, чтобы все чувствовали себя свободно. Например, от Москвы до Клина он едет в одном автобусе и рассказывает, – а микрофон уже заранее приготовлен, чтобы во время поездки было хорошо слышно, – а потом на остановке, в Клину или в Калинине, переходит в следующий автобус и снова рассказывает что-то интересное. Так он сближал ехавших на праздник людей, вводил их в атмосферу этого будущего праздника.

Еще надо было сделать так, чтобы никого не обидеть, поскольку ездили лучшие советские и зарубежные писатели, прибывшие к нам в страну специально на этот праздник, и сколько сил и изворотливости ума тратил Ираклий Луарсабович для того, чтобы никого не обойти вниманием. Позволю себе сделать одно отклонение. Для меня все симфонии Бетховена – это подготовка к тому, чтобы создать Девятую симфонию. А все части Девятой – это подготовка к финалу, к знаменитой оде «К радости». Так вот, Михайловское – это венец. И все, что делал Андроников в Москве, по дороге, о которой я только что говорил, – это была подготовка к тому, чтобы сделать в самом Михайловском.

По приезде он непременно ходил по Михайловскому до того, как начинался праздник, «впитывая» в себя пушкинскую атмосферу. Кроме того, всегда заготавливал себе специальные маленькие карточки. Они раскладывались на огромном столе и тасовались, пока не вырисовывалась стройная система того, как должно быть потом на Поляне. Ведь трансляция из Михайловского шла на всю страну, передачи эти были «живые» и все должно было пройти без помарок, на одном дыхании.

Импровизация – вещь трудоемкая

В те годы я работал главным редактором по программам дирекции Центрального телевидения и смотрел многие передачи, делал заметки. Ираклий Луарсабович не раз говорил мне: «Вы каждый день просматриваете программы, каждый день делаете записи. Подсчитайте: 365 дней в году – это, по меньшей мере, 365 страниц. Я помогу Вам подготовить книгу, напишу к ней предисловие. Это будет очень интересно для окружающих». К сожалению, я оказался нерадивым учеником, был ленив. Теперь этого не исправишь. Ужасно обидно! Столько лет находился рядом с необыкновенным человеком, рассказывал о нем, но не вел подробных записей, которые являются документами почти такими же, как письма. По счастью, отдельные заметки случайно сохранились. Вот одна из них.

Ленинград, май 1972 года. Поезд «Красная стрела» уходил из Москвы в полночь. Как обычно, сначала мы поговорили, попили чаю и в час ночи легли. Ираклий Луарсабович говорит: «Хорошо бы выспаться, завтра у нас трудный день». Свет погасили, через несколько минут слышу шепот, потом уловил какой-то ритм определенный, понял, что это стихи, и даже различил отдельные слова. Спрашиваю: «Ираклий Луарсабович, что читаете?» Отвечает: «Медного всадника» – и начал говорить о поэме, потом стал читать большие куски, восхищаясь тем, насколько гениально это произведение. «Но вот вы знаете…» и пошел читать «Руслана и Людмилу». И так мы провели всю ночь. Естественно, включили свет и практически до утра разговаривали. А ночью он шептал не потому, что ему не спалось, нет. Он готовился к тому, что нужно будет выступать и стихи эти ему будут нужны. Вот три строчки из великолепной, глубокой, не потерявшей и сегодня актуальности работы Андроникова 1961 года «Слово написанное и слово сказанное»: «Готовиться к каждому выступлению необходимо, готовиться тщательно. Некоторые места предстоящего выступления я лично прошептываю про себя. Правда, перед микрофоном скажу иначе».