– Я была просто шокирована, – продолжала Мэри-Лу. – То есть я, конечно, тогда уже многое знала о сексе. Мама частенько напивалась и приводила домой своих дружков, и при этом далеко не всегда закрывала за собой дверь в спальню. А временами нам приходилось жить в таких условиях, что мы все вместе ютились в одной-единственной комнатке, и тогда уж нам с сестрой просто некуда было деваться.
Мэри-Лу перевела взгляд на Хейли, мирно дремлющую у нее на коленях. Ну как могла ее мать так поступать со своими дочками? Как могла она не любить Джанин и ее саму так же безрассудно, как любит Мэри-Лу эту крошку? Хотя Мэри-Лу где-то в глубине души понимала, что тут дело было даже не в том, что мать не любила своих дочерей. Скорей она просто гораздо больше любила алкоголь.
– Я уже тогда понимала, что то, о чем мне рассказывала Джанин, очень нравится мужчинам, – продолжала свое повествование Мэри-Лу. – И еще я знала, что многие повесы почему-то предпочитают маленьких девочек. Среди кавалеров нашей мамы находились такие, которые размахивали своими причиндалами прямо на глазах у нас с сестрой. Однажды мы рассказали об этом маме, и она тут же прогнала одного такого ухажера. После этого мы с Джанин начали пользоваться своей привилегией. Если кто-нибудь из маминых нахалов особенно надоедал нам, мы сочиняли про него какую-нибудь небылицу, например, говорили маме, что он «дергал нас за титьки», и она тут же с ним расставалась. Когда Джанин открыла мне тайну про Лайла, я тут же побежала к маме. Я взахлеб пересказала все то, что услышала от сестры, но только Джанин тут же начала все отрицать. Она наотрез отказалась признаваться в том, чем только что поделилась со мной. И еще добавила, будто я все это выдумала сама, потому что Лайл недавно купил ей красивый свитер, а про меня в тот раз почему-то забыл. И мама ей поверила. А меня за вранье отправили спать без ужина. Джанин потом несколько раз говорила мне, что она сама все выдумала, но я-то знала, что это правда. Поэтому как-то раз я сделала вид, что хочу пораньше лечь спать, а сама спряталась у нее в комнате в большом шкафу. И представьте себе, как только мама отправилась на работу, к сестре явился Лайл. И представьте себе…
Этот образ – Джанин и Лайла – предстал перед ее мысленным взором таким же ясным, как и в тот раз, несмотря на то, что с той поры прошли годы. Когда Мэри-Лу вспоминала этот эпизод, ей всякий раз становилось дурно и хотелось расплакаться.
– Что же вы сделали потом? – поинтересовался Ибрагим. – Бедняжка! Ведь вам тогда было только десять лет. Ну как вы могли отреагировать? Вы ведь уже пожаловались маме. Что еще можно было придумать?
– Ну, наверное, ничего, поэтому я снова ей все рассказала, – горько вздохнула Мэри-Лу. – Я выскочила из шкафа вся в слезах. Я громко визжала от ужаса и перепугала Лайла насмерть. Жаль, что с ним тогда не приключился сердечный приступ и он не отбросил копыта. Я опрометью бросилась к матери на работу и снова пересказала ей все то, что на сей раз видела своими собственными глазами.
Только Лайл оказался хитрей. Он уже успел позвонить маме и первым сообщил ей про какую-то драку между мной и Джанин. Мама отправила меня домой и заперла в комнате. Я сама перепугалась, мне не хотелось оставаться в доме вместе с Лайлом. Но Джанин и на этот раз отказалась рассказывать правду. Помню, как я плакала и все время повторяла: «Скажи ей! Скажи ей!» Позже Джанин призналась, что ей просто надоели постоянные переезды из города в город, и к тому же она смирилась с тем, что ей приходилось делать, и решила для себя, что это не самое ужасное в жизни, можно и потерпеть.
Ибрагим опять вздохнул.
– Итак, я сидела запертая в своей комнате, – продолжала Мэри-Лу. – На всякий случай я закрыла дверь па задвижку со своей стороны и придвинула к ней тяжелую тумбочку, как, я видела, некоторые люди делали в кино. Представьте себе, что Лайл тут же заявился к нам на этаж и принялся ломиться в дверь. При этом он страшно ругался, грозился и еще говорил, что будет сейчас делать со мной что угодно и все это пройдет ему безнаказанно, потому что все равно мне никто не поверит. Затем он начал в подробностях рассказывать о том, что и как он со мной сделает, когда откроет дверь, и будет делать это каждый вечер. – Она немного помолчала и добавила. – Я не буду сейчас повторять его слова, хотя прекрасно запомнила их.
– Мне вас очень жаль, – грустно произнес Ибрагим.
– Я бы убила мужчину, который осмелился бы сказать нечто подобное Хейли, – нахмурилась Мэри-Лу.
– Я знаю, – отозвался садовник. – И в этом я бы вам помог.