Притяжение страха

Она сделала что-то не то. Она опять облажалась. Не нужно быть супердогадливой, чтобы понять - вчера ночью, решительно повернувшись спиной к дверям «Дон Жуана», он ушел навсегда. Да он еле-еле мог дождаться, когда она выйдет из машины! Еще спасибо, настоящий мужик - довез до отеля. Хотя, даже слепому было бы видно, насколько сильно ему хотелось побыстрее избавиться от нее. От этой навязчивой недалекой русской туристки, задающей глупые вопросы и пытающейся целоваться с непролеченной ангиной.

Вспомнив поцелуй, Юлия крепко зажмурилась, поднесла ко рту сжатый кулак. Господи, что она опять сделала неправильно?! Что в ней не так?!!

Ко всему прочему тучи, серые, бесконечные, нудные - почти московские, затянули все небо над маленьким городом. Даже в номере было прохладно, а по улицам гонял опавшие цветы, листья и плохо одетых прохожих налетевший с моря штормовой ветер.

Обмотав шею поверх джинсовки вискозной кофтой вместо шарфа, Юлия вышла из отеля.

Итак, что она имеет? Погода испортилась. Море разгуливается в нешуточный шторм - даже здесь слышны грохочущие удары волн о прибрежные скалы. Она болеет. Она думает о Карлосе. Нет! Она влюблена в него по уши. Перед ней открылся внезапно новый, волшебный, обещающий чудеса, нереальный мир. И она сделала так, чтобы дверка захлопнулась перед самым ее носом.

А еще - в комнатке с розовым торшером и дикими картинами на стенах ее уже давно ждет нервный, искореженный, пылкий юноша. То ли сумасшедший, то ли мученик. Который к тому же почему-то решил, что именно она, Юлия, должна спасти его… от чего? Этого он, похоже, и сам не знал.

Зато она знала. Знала точно, и от этой точности становилось стыдно - с Антонио ей дискомфортно. Просто потому, что он с какой-то необъяснимой, удвоенной силой пробуждает в ней старые, ненужные инстинкты. Сострадание. Жалость. Самопожертвование. Спасение несчастных… К тому же от него исходят опасность и горе. Совсем не то, что Карлос. Карлос, который заставляет стремиться к себе как к высшему, лучшему, непревзойденному удовольствию! Удовольствию быть собой. Быть плохой. И от этого - быть счастливой.

Она почти силой заставила себя подойти к «Трамонтане». Слава богу, даже заглядывать, туда не пришлось. Заметив ее сквозь прозрачные двери, Хуан сам быстро вышел ей навстречу.

- Антонио все еще у вас? - спросила Юлия, плотнее кутая горло от пронизывающего ветра.

- Да. Ему лучше. Мама умеет выводить людей из таких состояний.

Юлия не стала уточнять, откуда у Моники подобные умения. Может, в молодости она работала медсестрой?

- Спасибо, - просто сказала Юлия, понимая, что так, как нужно было бы, она все равно не имеет возможности их отблагодарить.

В аптеке на углу, они с Хуаном купили все необходимое для улучшения ее, Юлиного, состояния, Пенталгин, спрей для носа, какую-то микстуру, пакетики с порошками.

- Он ждет вас, - сообщил Хуан, прежде чем снова скрыться в дверях «Трамонтаны», - он ждал вас весь вчерашний день. Где вы были?

- Я… болела. То есть - лечилась.

- Понятно, - покорно кивнул Хуан и быстро отвел выпуклые глаза, - вот, возьмите. Вам это, наверное, пригодится.

Заляпанные двери закрылись. Юлия взглянула на темно-зеленую потрепанную обложку книги, которую Хуан торопливо сунул ей в руки. Это был пухлый, подробный русско-испанский разговорник.

По небу неслись угольно-серые облака, матовые и пушистые, словно растушеванные по хорошей бумаге мягким простым карандашом.

Глубоко вдохнув морской свежести, пропитавшей переулок, Юлия закашлялась. Убрала разговорник в пакет с лекарствами. И спешно направилась в сторону дома сеньора Мигеля.

Серая акварельная морось за окном напитала уютную гостиную матовой строгостью тумана, как на полотнах старых голландцев. Это помогает быть собранной, не отвлекаться на мелочи и ненужные эмоции.

Несколько минут проходят в тишине. После чего Юлия, коверкая незнакомый язык, читает по бумажке выписанные испанские слова:

- Ti… Puecles… No utilizar narcyticos? Cymo eres serio en esto?24 - она смотрит на него строго, даже сурово. - Cymo eres… serio en esto

[24]

?

Раскрытый разговорник лежит между ними на диване, как единственное препятствие, способное остановить Антонио, вознамерившегося задушить ее в объятиях, как только она вошла в мрачно освещенную грозовым небом гостиную.

- Я… могу… все…

Антонио кладет книжку обратно на беленое полотно покрывала между ними. Он расцветает белозубой улыбкой, право, как у ребенка. У довольного ребенка, перед которым открыт весь мир. Не скажешь даже, что еще позавчера он загибался, пугая окружающих мертвенным видом. Темные пряди от влажности завились в крутые кудри, и от этого он выглядит еще моложе… И длинные руки все-таки обвивают ее талию, согревая и баюкая. Юлия невольно отмечает, как становится тепло и уютно. И даже спина почти не болит, когда он большой ладонью проводит по ней вверх-вниз, словно успокаивая встревоженное животное.

- Значит, так… - она опять берется за словарик. - Acaba con este. Es necesario vivir. Rendirse puede cada uno… El tonto

[25]

.

- Xa-xa-xa!!