Аня уютно расположилась в собственной комнате и, достав все необходимые принадлежности, решила нарисовать серию из нескольких зимних акварелей. Печи в доме были жарко натоплены и девушке было удивительно хорошо дома. Нарядное голубое платье было приятно телу, наброшенный на плечи кружевной платок был надушен розовой водой и источал дивный тонкий аромат. Аня окунала кисточку в воду снова и снова, добиваясь задуманных смелых и точных оттенков снежного пейзажа. Она рисовала белые невысокие горы и бездонное замерзшее хрустальное озеро, окруженное заснеженными песками и сосновым лесом. На мгновение она перенеслась мыслями в это место и вдруг увидела крепкую деревеньку какого-то северного народа, необычной азиатской внешности. Людей, проживающих в домах из шкур, сложенных причудливыми конусами и смешных низких оленей с небольшими рогами. Она увидела толпу мужчин европейского вида и высокого мужчину в пальто и шапке, резко отдающего какие-то распоряжения, в котором она признала Якова Платоновича. Видение быстро закончилось, оно оставило после себя послевкусие холода, ветра, слепящего солнечного света и радости.
Аня посмотрела в окно и не увидела ни намека ни на солнце, ни на крепкий хрустальный мороз. Начало декабря в Затонске было пасмурным, снежным и довольно теплым.
Барышня не знала о надвигающемся отъезде господина надворного советника, о муках раскаяния, и неуверенности, терзавших его. Она не догадывалась о метаниях сыщика, пытающегося склеить в очередной раз собственные мысли в подобие принятия и сдержанного рабочего настроя. Анне просто очень хотелось увидеть Якова Платоновича. Она соскучилась по его внимательным, ироничным и ласковым глазам, теплым рукам, уверенному, твердому тону. Анна всегда находила в нем равновесие, придававшеее ее мистическому восприятию мира здоровый оттенок материальности и рациональности.
Произошедшие недавно события в очередной раз обнажили перед ней его ранимость, порядочность и благородный внутренний мир. Анне нестерпимо хотелось поделиться со своим сыщиком светом, теплом и уверенностью, что все, абсолютно все, будет хорошо. Ей так важно было обнять его, вдохнув запах одеколона и, наконец, поговорить, не оставив между ними недоверия, сердитости и неизвестности.
Молчаливым чаяниям Анны сопротивлялась стоявшая на страже благополучия дочери маменька, имевшая собственное представление о том, как должно выглядеть счастье. Конечно же, возле мужа! Предсказуемого, порядочного, обеспеченного и степенного представителя дворянского сословия. Мамина решимость не оставляла шанса Анне увидеть Штольмана в ближайшее время. Девушка смирилась с предстоящей недолгой, как ей казалось, разлукой и занимала себя приятными хлопотами. Она вышивала тонкие узоры на своих батистовых сорочках и платках, училась печь рождественский сладкий пирог, упросив Прасковью пустить ее на кухню, играла новые мелодии из толстенького сборника нот, подарка папы. В семье Мироновых домашний очаг грел родных ласковым теплом, но затишье было недолгим, а перемирие временным. Скрывая от дочери важные для нее события, родители сами наставляли дочь на путь неверия и отчуждения в будущем.
Аня не знала о том, что Яков Платонович уже писал ей несколько раз, с просьбой о встрече, но письма не дошли до нее. Прасковья отказывалась брать почту от неизвестных посыльных, а письмо, отправленное через почту, было сложено в секретер не дрогнувшей родительской рукой. Анна не знала, что герой ее мыслей накануне несколько часов простоял на дорожках парка, примыкающего к воротам дома Мироновых, надеясь вечером увидеть ее и объясниться перед скорым отъездом. Он не мог, не хотел и не считал возможным уезжать, не попрощавшись и не объяснившись с девушкой, так ждавшей от него долгие месяцы ответов. Она была единственной, кому хотелось открыть душу, рассказав, наконец, о своей жизни и о своих чувствах, искренне попросить прощения за то, что стал виновником ее обид и разочарований. Яков хотел сказать так много всего. Теперь он мог, наконец-то, дать Ане ответы на все интересовавшие её вопросы, но встречи так и не происходило.
Днем Штольман сидел в кабинете, успешно закончив допрос пойманного с поличным привокзального вора, обирающего спящих рассеянных путешественников. Штольман ловко подловил того на вранье, надавил фактами, и преступник признал вину. Яков торопился сделать как можно больше рутинной работы, занимая ум, руки и не слушая сердце. Чемоданы его были собраны, не куплен только билет. Яков Платонович медлил, надеясь уже сам не зная на что. Может быть, ему просто хотелось побыть еще немного рядом с Анной.