Притяжению вопреки (СИ)

— Любила, но не доверяла? Разве так бывает? Я могу понять, что тебя заставили, многое могу понять и простить. Но не могу понять, почему ты мне об этом не рассказала. Почему не доверилась? Знаешь, я ведь до тебя был убеждённым одиночкой по жизни. То есть я мог нормально общаться с кем угодно. Компании, друзья, подруги, всё было и есть. В общем, я не социофоб какой-нибудь. Но даже с кучей друзей я всё равно оставался один. Это был мой осознанный выбор. Я никого к себе не подпускал. Гульнуть там, провести задорно время — это одно, но вот такие близкие доверительные отношения, чтобы прямо душу наизнанку, всё время вместе, твои боль и радость — мои боль и радость, ну и так далее — такого ни с кем никогда… Любые отношения я пресекал на корню. Наверное, интуитивно знал, что ничем хорошим такое кончиться не может. А тебя пустил… даже не то что близко… в душу пустил, привязался… И для меня доверие и вот это всё неотделимо. Без доверия можно… ну не знаю… переспать разок-другой, отжечь где-то, ну там ещё что-то, но не быть вместе. Так что не было у нас с тобой настоящих отношений. Ничего у нас не было.

Анита отёрла ладонью лицо. Мокрое от слёз. Когда успела заплакать — сама не заметила.

— А была всего лишь иллюзия отношений, — продолжал Эйс. — Ну а цена таким иллюзиям — ломаный грош.

— Ты, конечно, можешь, считать так, — глухо произнесла Анита, выпуская его запястье. — Но для меня наши отношения всё же были настоящими. И бесценными…

— Айя? — услышала она за спиной.

Оглянулась — на пороге гостиной, прильнув одним боком к дверному косяку и слегка покачиваясь, стоял Ваня. Он явно только что встал. Не оделся даже. Как спал в боксёрах, так и вышел, снова шокируя её своим истерзанным и истощённым телом, на котором места живого не было. Хоть она вчера и видела все эти жуткие огромные багрово-синюшные ссадины, а всё равно непроизвольно содрогнулась.

— Ваня, вернись в кровать, — справившись с собой, велела Анита. — Тебе сказали — лежать.

— Яуале… — прогундосил он. Половину звуков он ещё не выговаривал.

— Подожди, пожалуйста, — попросила она Эйса, заметив, как разительно изменилось его лицо. — Я сейчас.

— Идём, Ваня, я тебя провожу, а потом сразу в постель, — она обхватила брата вокруг талии и осторожно довела до туалета. Затем так же проводила его обратно до кровати.

— Кто это? — спросил Эйс, когда Анита вернулась в комнату.

— Ваня. Мой младший брат. Я тебе про него рассказывала…

— Тот самый? А что с ним? Почему он такой весь…?

— А это, Артём, цена моего предательства. Всё это время его держали… не знаю… в каком-то подвале, наверное. Били, голодом морили, ну ты сам видишь. В общем, сказали, что отпустят только тогда, когда я принесу им твой ноутбук. А если кому-нибудь расскажу, то вообще его больше не увижу живым. С тобой тоже бы расправились, если бы я тебе проговорилась, так сказал Рассохин…

Эйс с минуту просто молчал, пытаясь переварить услышанное.

— Беспредел какой-то, — пробормотал он. — В полицию надо, пусть прижучат их. Тут статей на десятку.

— Не всё так просто. Ваня сам виноват. Связался с дурной компанией, мелкими воришками. А они, узнав, что я работаю на Лившица, подбили его на кражу. Им нужна была какая-то ценная вещь. Ваня не хотел, но его тоже заставили, — горько усмехнулась она. — Он, дурачок, залез к нему в дом и попался. К тому же, там у Лившица камеры всюду. Ничего украсть он не успел, но по записи этого не видно. Зато видно, как он разбил Лившицу голову и сбежал. И теперь, если я выступлю против Марка Аркадьевича, он даст ход той записи. И, сам понимаешь, Лившиц-то откупится, а Ваню-то упекут по полной. Такие вот дела.

— А где та запись у него?

— На компьютере.

— А мой ноут он к нему не подключал?

— Подключал, но не ноут, а жёсткий диск из ноута. И не сам, конечно, — программистов своих вызвал.

— Ну, ясно, что не сам.

— Но, как я поняла, там у них какая-то загвоздка возникла. На мониторе был просто чёрный экран и больше ничего. А, ну ещё реквием Моцарта заиграл. Потом я ушла, не знаю, как они там дальше…

— Тогда можешь дышать спокойно — записи этой больше нет.

— Почему? Откуда ты знаешь?

— Потому что там вообще больше ничего нет. Ни на компьютере Лившица, ни на других устройствах в его локальной сети.

— Как это?