Надоело постоянно желать и не сдаваться.
Я чувствую это кожей, вижу в твоей усмешке.
Мы больше этого. И всегда были.
Подумай обо всем, что мы упустили.
Каждом касании и каждом поцелуе.
Потому что мы оба настаивали.
Сопротивлялись.
Это были всего лишь слова, но их воздействие на меня было таким же сильным, как и наш недавний поцелуй. Ожидание его прикосновения было почти таким же острым, как и само касание. Мне пришлось сконцентрироваться на том, чтобы не выгнуться под его руками. Он начал приклеивать марлю к участкам на спине, и я жила теми мгновениями, когда его палец приглаживал пластырь и касался моей кожи.
Задержи дыхание и закрой глаза,
Отвлекись на других парней.
Не удивительно, ты, побеждённая, вздыхаешь.
Не устала ото лжи?
Громкость возросла, и я почувствовала, как его слова пригвоздили меня, а руки захватили. Я знала, что эта песня была не для меня. И не могла быть. Мы познакомились только сегодня. Но то, что песня была не для меня, не означало, что она не могла быть обо мне.
Подумай обо всем, что мы упустили.
Каждом касании и каждом поцелуе.
Потому что мы оба настаивали.
Сопротивлялись.
Я чувствовала его дыхание на своей голой коже, когда он пел, и все мое тело напряглось. Я даже не могла притворяться, что меня это никак не затронуло. Вся моя сосредоточенность была направлена лишь на то, чтобы продолжать дышать.
Не имеет значения, как близко, ты всегда далеко.
Где бы ты ни была, ты всегда притягиваешь мой взгляд.
Он приложил последнюю повязку, пригладил пластырь, а потом его палец двинулся дальше, проводя линию по позвоночнику. Моя кожа покрылась мурашками, и я попыталась заглушить подушкой стон, но Кейд, должно быть, услышал.
С меня хватит. Я не буду игнорировать.
Не буду притворяться или сопротивляться.
Его рука легла на мою поясницу. Последняя строчка была наполовину спета, наполовину сказана, а я почти сошла с ума от желания.
Я хочу большего.
13
Кейд
Дотрагиваясь до нее таким образом, я играл с огнем. Моя ладонь лежала чуть выше ее изгиба, и я мог поклясться, что она подавала бедра назад, в сторону моей руки.
Мой голос прозвучал низко и резко, когда я проговорил:
- Готово.
Если бы я был суеверен, то подумал бы, что прогневал алкогольных богов Майло, потому что у меня возникла очень неловкая реакция на нашу близость.
Я сдвинул руку и был уже готов по-быстрому сбежать, как она села и сказала:
- Подожди, дай я тебя осмотрю.
Я попытался сохранять серьезное выражение лица, правда. Но ни один мужчина в моем состоянии, будь ему пятнадцать или пятьдесят лет, услышав такие слова, не смог бы не среагировать.
Она закатила глаза и сказала:
- Твоя голова, Золотой Мальчик. Той, которой ты должен думать.
Боже, она так сильно отличалась от Блисс. Я мог точно представить, как бы этот сценарий развивался с ней. Все бы началось с сильного смущения, бормотания и, возможно, закончилось тем, что что-то сломалось бы или загорелось.
Макс была честной. Бесстрашной. Ей было так удобно со своей кожей.
И это было чертовски сексуально.
- Давай я принесу новую тряпку.
Она встала, взяла салфетку и воду и отнесла их на кухню. Я сел на диван и сделал все возможное, чтобы настроить себя так, чтобы моя неловкость была не заметна.
Я старался отговорить ее от песни, потому что считал, что это плохая идея. Я думал, что она вызовет воспоминания о Блисс, но этого не произошло. На самом деле, во время пения я вообще не думал о Блисс. Я мог думать только о Макс, и в этот момент возникла совсем другая проблема, которой я не ожидал.
Когда она вернулась, я смотрел прямо, потому что не доверял себе, что не дотронусь до нее снова. Она встала одним коленом на диван и придвинулась ближе ко мне. Колено прижалось к моему бедру, и мне лишь хотелось схватить ее другую ногу, перекинуть через себя и усадить ее к себе на колени.
Я искал что-то, что угодно, чтобы отвлечься, но в этой квартире не на что было смотреть. Здесь были только мы и наэлектризованное тепло, заполнившее пространство между нами.
Ее пальцы коснулись моего подбородка, и она повернула мое лицо к себе. Она рассматривала рану у меня на лбу, поэтому у меня появилось несколько секунд, чтобы упиваться ею и при этом не попасться. На щеках у нее горел румянец, возможно, от боли, а уголки губ были опущены вниз, когда она осматривала травму. Глаза ее были такого светло-голубого цвета, который можно увидеть только на диких нетронутых пляжах.
- Мне нужно было в первую очередь позаботиться о тебе. У тебя до сих пор идет кровь.
Правда? Мне даже больше не больно. У меня в голове крутилось так много других вещей.
Ее пальцы скользнули по моему подбородку, коснувшись щетины, которую я даже не потрудился сбрить утром. На долю секунды ее глаза встретились с моими, а потом она отстранилась и стала мочить салфетку в воде.