Притворись моим мужем

Софи понимала, что Люка прав: она влюбилась в него почти в ту же секунду, когда он открыл ей дверь, и с тех пор ничто не смогло ослабить это чувство.

– Я сожалею о сказанных тогда словах. Я была в смятении. Мне было больно…

– Я это понимаю. И сколько у тебя ушло времени на то, чтобы успокоиться и взглянуть на ситуацию моими глазами?

– Не знаю.

– Почти пять лет.

– Нет, я поняла это почти сразу.

– И что же ты предприняла? – с вызовом спросил Люка. – Ты попыталась встретиться со мной в Лондоне? Ты хоть как-то дала мне понять, что была не права?

– Нет.

– Только сейчас ты пожелала признать, что ошибалась.

– Хочешь сказать, я должна быть идеальной?

– Нет. Я люблю твой пыл и то, что ты настоящая сицилианка. Но именно из-за этого мы, в конце концов, и расстанемся.

– Из-за чего? Не понимаю. Из-за того, что я обманула тебя?

– Расскажи мне про все свои обманы и секреты, а я расскажу тебе про свои, и покончим с ложью раз и навсегда.

– Зачем?

– Потому что от правды хуже нам все равно уже не станет.

– Я вовсе не богата. Мы с Беллой бедны словно церковные мыши, и мы дурачили тебя этими роскошными тряпками и дорогим телефоном.

Люка в ответ только улыбнулся.

– Так ты знал?

– Ну, не совсем, хотя меня удивило то, что ты якобы занимаешься организацией мероприятий, – признался он.

– На самом деле я – горничная.

– Ты и была ею, когда я в тебя влюбился.

– И тебе наплевать, кем я работаю?

– Мне наплевать на деньги и на вещи. Да, конечно, приятно, когда и того и другого в избытке, но, если завтра мое богатство исчезнет, проглоченное океаном, я выживу и без него. У отца было денег столько, что и не сосчитать, и при этом он был самым несчастным человеком из всех, кого я знаю.

– Извини.

– За что?

– За то, что не приехала на его похороны.

– Это не важно.

– Нет, важно. Мой отец не раз поступал плохо, и все же я люблю его.

– Мой поступал куда хуже.

– Тем, должно быть, больнее тебе. Думаю, нельзя просто взять и заставить себя разлюбить кого-то. Любовь – это не школьная доска. Невозможно стереть с нее написанное.

– Не могу назвать отца хорошим человеком, но с теплом вспоминаю некоторые моменты, когда еще мама была жива. А потом он… – Люка тряхнул головой. – Так в чем ты мне еще наврала?

– Я завлекла тебя в ловушку. В тот день, когда мы занимались любовью, ты видел меня ненастоящую. Я была одета в свой самый лучший наряд, на мне были мамины серьги, я даже немного накрасилась…

– Софи, я казню себя за то, что сказал тогда о тебе своему отцу. Я не могу взять назад свои слова, но я сказал их в пылу ссоры и даже подумать не мог, что это будет обсуждаться в суде. А что касается ловушки… Я провел шесть месяцев в тюрьме, и я много думал о нас. Считаешь, я вспоминал, что, когда ты пришла ко мне, на тебе были серьги твоей матери? – Он нежно поцеловал Софи в мочку уха. – Думаешь, прикасаясь к тебе в тот вечер, я думал о твоем макияже? – Его губы скользнули по ее векам, и Софи заплакала, внезапно осознав, что Люка прощается с ней. – Клянусь тебе, – сказал он и нежно поцеловал ее шею, – что ни разу не вспомнил, какой на тебе был наряд. Вот о чем я думал… – Он распустил завязки, удерживающие лиф платья Софи, обнажил ее грудь и прижался к ней губами. – Я вспоминал тебя обнаженную и то, как взял тебя, и твои сладкие стоны… – Люка спустил платье и трусики Софи вниз, и она застонала, чувствуя, как его пальцы скользнули у нее между ног. Люка уложил ее на спину и расстегнул брюки. – Каждый раз, когда я кончаю, я вспоминаю это… – Он вошел в нее, и Софи не смогла сдержать слез, понимая, что в этот момент они пытаются заново пережить то памятное свидание. – Я помню, как ты кончала, а я изо всех сил старался сдержаться. – Люка поднялся на локтях и посмотрел Софи в лицо. – И сейчас тоже не хочу кончать, потому что, когда это случится…

– Ты оставишь меня, так? – закончила она за него фразу, и Люка кивнул.

И все вдруг стало для Софи не важным: сложное прошлое и неясное будущее. Она просто жадно целовала любимого мужчину: его губы, его твердую щеку, шрам над глазом от раны, которую когда-то лечила.

– Не кончай! – умоляла она Люку, чувствуя, что его оргазм уже приближается, но он со стоном кончил и, глядя на Софи синими глазами, предложил ей последний шанс:

– Ты готова бороться за нас? – Он застегнул брюки, одел Софи и спросил еще раз: – Будешь ли ты, как обещала, сражаться за нашу любовь после того, что я тебе сейчас расскажу? Будут ли твои речи по-прежнему добрыми и мудрыми, если придется столкнуться с испытанием? – Люка вложил ей в ладонь золотой крестик. – Я нашел его в вещах отца после его похорон.

– Так это сделал твой отец! Ты… – Софи пыталась напомнить себе, что обещала бороться за их любовь, но в этом бою она должна была быть на стороне своей матери.