Приваловские миллионы

Из передней довольно узкая лестница вела во второй этаж; перила были задрапированы покрытыми пылью олеандрами и еще какой-то зеленью, которая цеплялась своими иглами за бальные шлейфы и трены, точно когтями. В первое свое посещение клуба Привалов долго бродил по комнаткам в нижнем этаже, где за столами сидели большей частью совершенно незнакомые ему люди. Он прислушивался к шуму подъезжавших саней и к сдержанному говору в передней; он слышал женские голоса, шелест платьев и осторожные легкие шаги по лестнице. Скоро из передней потянуло струей самых разнообразных духов, какие употребляет далекая провинция, – пахло даже камфарой, которой на лето были переложены шубы от моли.

Наконец Привалов решил подняться во второй этаж, в царство дам. На лестнице его встретила Хиония Алексеевна дружеским восклицанием:

– А, наконец-то и вы, Сергей Александрыч!.. Я думала, что вы сегодня не приедете.

– Нет, я уже давно здесь.

– У нас в клубе смешанное общество, – объяснила Хиония Алексеевна по дороге в танцевальный зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. – Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники, маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики, доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..

Плохонький зал, переделанный из какой-то оранжереи, был скупо освещен десятком ламп; по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными цветами. Эти гирлянды придавали всему залу похоронный характер. Около стен, на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились дамы; в глубине, в маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два пар кружились по залу, подымая облако едкой пыли.

Остальное помещение клуба состояло из шести довольно больших комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно с обстановкой нижнего этажа и танцевального зала; в средней руки столичных трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо под орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна комната была отделана в красный цвет, другая – в голубой, третья – в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.

– Вот эта дама с розой в волосах, – объясняла Заплатина, – переменяет каждый сезон по любовнику, а вот та, в сером платье… Здравствуйте, Пелагея Семеновна!.. Обратите, пожалуйста, внимание на эту девушку: очень богатая невеста и какая красавица, а отец был мясником. И держит себя как хорошо, никак не подумаешь, что из крестьяночек. Да… Отец в лаптях ходил!..

Привалов кое-как отделался от непрошеной любезности Хины и остался в буфете, дверь из которого как раз выходила на лестницу, так что можно было видеть всех, входивших в танцевальный зал. С Хиной приходилось быть любезным, потому что она могла пригодиться в будущем.

– Голубчик, Сергей Александрыч!..

Привалов почувствовал, как кто-то обхватил его шею руками и принялся целовать; это был «Моисей», от которого так и разило перегорелой водкой.

– Ах, здравствуй, Виктор Васильич! – обрадовался Привалов. – Я тебя давненько-таки не видал. Где это ты пропадаешь?

«Моисей» с пьяной улыбкой только махнул рукой.

– А ведь старик-то у нас того… – заговорил он грустно, – повихнулся крепко. Да! Мать как-то спрашивала про тебя… А ты, брат, нехорошо делаешь, что забываешь нас… нехорошо! Я тебе прямо скажу, хоть Ты и миллионер. Мне наплевать на твои миллионы… все-таки нехорошо!.. Надя что-то прихварывает, Верочка в молитву ударилась… Я и домой редко заглядываю, потому что у нас с Данилушкой теперь разливное море… А мне жаль стариков-то, да и сестренок жаль, потому шила в мешке не утаишь, и по городу – шу-шу-шу… «Бахарев разорился!.. Бахарев банкрот!..»

– Да ведь это пустяки, Виктор Васильич. Василий Назарыч поправится.

– Конечно, поправится, черт их всех возьми! – крикнул «Моисей», стуча кулаком по столу. – Разве старик чета вот этой дряни… Вон ходят… Ха-ха!.. Дураки!.. Василий Бахарев пальцем поведет только, так у него из всех щелей золото полезет. Вот только весны дождаться, мы вместе махнем со стариком на прииски и все дело поправим Понял?

– «Моисей», – окликнул Бахарева подошедший Давид Ляховский. – Пойдем… Катька здесь!

– Погоди, вот я поговорю с Приваловым, – упрямился Бахарев. – Ты знаешь Катю Колпакову? Нет? Ну, брат, так ты мух ловишь здесь, в Узле-то… Как канканирует, бестия! Понимаешь, ее сам Иван Яковлич выучил.

– Это неужели та Катя Колпакова? – удивился Привалов.

– А то какая же? Ха-ха!.. Колпаковы одни… Старуха богу молится, а Катенька… Да вон она идет, рыженькая!..

«Моисей» показал на проходившую под руку с каким-то инженером среднего роста девушку с голубыми глазами и прекрасными золотистыми волосами, точно шелковой рамкой окаймлявшими ее бойкое матовое лицо, с легкими веснушками около носа. Она слегка покачивалась на высоких каблуках.

– Софья Игнатьевна, я слышал, поправляется? – обратился Привалов к Давиду.