Приватизация по-российски

— Мы тут задумали большой проект — закупаем у “ДЭУ” машины для московских такси. Проект социально значимый: транспорт в городе, рабочие места… Подпишите поручение отменить импортные пошлины.

— Не подпишу.

— Как же так?! Стал объяснять.

— Во-первых, в Москве нет проблем с безработицей. Во-вторых, мы пойдем на прямое нарушение закона, отдавая льготу без конкурса. В страну ввозятся ежегодно сотни тысяч машин, почему именно ваши должны не облагаться пошлиной? Потому что вы ко мне попали, а другие нет?

— Хорошо, — говорит, — понял.

Ушел. Через некоторое время узнаю: сумел все-таки Борис Абрамович убедить одного руководителя подписать эти самые льготы. Аналогичных примеров претворения в жизнь “особого российского пути” предостаточно. Так вот, возвращаясь к теме “куда идем”, “какой капитализм строим”, с полной уверенностью могу заявить: такого сближения бизнеса с государством, такого капитализма нам не надо.

Когда некоторые из наших олигархов начинают думать, что они не бизнесмены, не хозяева имущественных комплексов, а хозяева страны, — это опасно. Хозяева страны — не те, у кого много денег и много собственности, а те, у кого поддержка избирателей. В этом смысле хозяева страны — президент, назначенные им правительственные чиновники, депутаты, губернаторы. Но вовсе не бизнесмены.

Сегодня, когда окрепший бизнес усиленно пытается навязать государству свою волю, когда сближение крупных финансово-промышленных групп с государством начинает принимать временами весьма опасный характер, необходимо последовательно добиваться, чтобы между частным капиталом и бюрократией везде и всюду устанавливалась почтительная дистанция. Чтобы у государства не было любимчиков и пасынков среди коммерческих структур, а со всеми были ровные отношения, подчиненные четким правилам.

В чем сложность нашего пути? В том, что еще совсем недавно государство само с нуля, из ничего создавало этот самый бизнес, создавало частную собственность. И потому разорвать пуповину, которая связывает власть и бизнес, нам тяжело вдвойне, втройне. Тяжело, да. Но не невозможно. Ведь предшествующая цель — создание собственности — была еще более тяжелой. Итак, что же нужно делать, чтобы справиться с задачей разделения бизнеса и власти?

Мировой опыт показывает, что просто так выбраться из ситуации, когда сращивание государства и бизнеса уже произошло, не получится. Процесс разрыва этой пуповины — дело достаточно болезненное. Вопрос в том, насколько неприятным он будет в большей или в меньшей степени. Варианты возможны следующие.

Первый, самый болезненный. Смена правил игры “государство — бизнес” происходит только в результате глубокого экономического кризиса. Наиболее вероятно, что такая смена происходит вовсе не демократическими методами со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Вариант второй, менее опасный. В ходе демократических выборов к власти приходит абсолютно новая фигура с мощным мандатом доверия. Она не связана с бизнесом и ломает тесные отношения, сложившиеся у последнего с государством. Чисто российская опасность такого варианта: революционная ломка может затронуть не только порочную связь “бизнес — власть”, но и институт частной собственности вообще. И наконец, третий путь, самый спокойный. Отношения “бизнес — власть” реформируются в результате принятия последовательных законодательных решений. Я убежден, что сегодня у России еще есть шанс для успешного продвижения именно по этому пути. И дальнейший ход приватизации также должен корректироваться в этом направлении: власть и бизнес следует разводить как можно дальше друг от друга.

Вместе с тем мне бы не хотелось, чтобы после всего сказанного у читателя сложилось впечатление, будто я выступаю против крупных финансово-промышленных групп как таковых. Вовсе нет. Меня, например, коробит термин “бандитский капитализм”, который с легкой руки товарища Сороса стал порой употребляться для характеристики российского бизнеса.

Я считаю, что особенность наших олигархов состоит в том, что они все гораздо сильнее бандитов. Государство далеко не всегда сильнее, а они сильнее. Они все пережили стадию, когда бандиты приходили к ним и требовали дань. И вот те, кто платили, оказались затоптаны где-то по дороге. Наша же олигархическая бизнес-верхушка сформировалась из тех, кто рэкетирам не считал нужным платить. Они не боялись бандитов. Они не уступали им. Они брезговали пользоваться бандитскими методами и делали исключения разве только в столкновениях с самими бандитами. Осваивая новый регион, они считали своим долгом наладить отношения с начальниками ФСБ, УВД, губернатором. С бандитами если и встречались, то лишь в уведомительном режиме, а никак не в режиме запроса.