Приватизация по-российски

Конечно, при всем стремлении отторгнуть нашу реформу Верховный Совет не мог “завернуть” приватизацию весной 1992 года. Свежа еще была в памяти

демократическая революция, сохранялся прогрессивный имидж лидеров. Хасбулатов старался представить дело так, что это Верховный Совет борется за приватизацию, а правительство ее всячески тормозит. “Ведь это вы, правительство, отложили приватизацию, а не Верховный Совет”, — сказал он во время обсуждения программы. То есть все должно было выглядеть красиво: это не антиреформаторы борются с реформаторами, а хорошие реформаторы борются с бесчеловечными реформаторами. Ведь тогда слово “приватизация” еще было словом хорошим, добрым, любимым всеми некоммунистами — интеллигенцией, демократами, либералами.

Для Хасбулатова и его окружения важно было принять программу до съезда народных депутатов, который должен был начаться 4 апреля. Он мыслился как некое крупномасштабное политическое действо, в ходе которого правительство “разгильдяев и молодых завлабов” должно быть отправлено в отставку, а на смену ему — прийти правительство “истинных реформаторов”, контролируемое Хасбулатовым. Поэтому съезд обязан был утвердить программу приватизации. Причем утвердить не благодаря молодым завлабам, а вопреки их “бестолковой” деятельности. Одним словом, было понятно, что программу приватизации в целом депутаты заворачивать не будут, но потопчут ее основательно.

20 марта мы официально внесли в Верховный Совет проект государственной программы и набор поправок в закон о приватизации, которые диктовались этой программой. Первого апреля документ обсуждался на сессии.

Все было как обычно: мой доклад, затем обсуждение. В своем достаточно кратком выступлении я напомнил историю вопроса: закон принят в июле прошлого года, приватизация началась в январе после принятия основных положений госпрограммы, эти три месяца позволили накопить практический опыт, получить ряд замечаний с мест, от депутатов, экспертов. Словом, надо делать поправки к закону.

Первая группа поправок касалась самого болевого вопроса — разделения полномочий между Госкомимуществом и Фондом имущества. Разделение в законе было предусмотрено: комитеты имущества занимались подготовкой к приватизации, а фонды на местах осуществляли продажу. Причем вертикаль комитетов подчинялась правительству, а фондов — Верховному Совету.

Такая схема родилась при разработке закона с подачи Петра Филиппова, который руководил подкомитетом приватизации в комитете по экономической реформе и был моей главной опорой в Верховном Совете. Разработчики полагали, что противостояние двух органов приватизации на местах будет способствовать уменьшению коррупции. Филиппов также был убежден, что в момент, когда принимался закон (летом 1991 года), правительство было не в состоянии осуществлять приватизацию. А потому требовалось, чтобы Верховный Совет, опираясь на свои полномочия, подталкивал его в нужном направлении. Не исключалось к тому же, что и сам Петр Сергеевич станет председателем Федерального фонда имущества.

Все это было до поры до времени правильно, но по жизни оказалось, что региональная сеть комитетов имущества формировалась активно, а фондов во многих регионах или не было, или они находились в зачаточном состоянии. Более того, Верховный Совет даже не назначил председателя Федерального фонда. Не так-то просто оказалось найти фигуру, которая устраивала бы всех. В конце концов с подачи Шумейко прошла кандидатура Табеева, что вызвало негативную реакцию демократов. Как бы там ни было, фонд на целый порядок отстал от Госкомитета, и получалось, что документы на приватизацию готовы, а продавать имущество некому. Комитеты не имеют права, а фондов нет.

Ну, и что оставалось делать? Ждать, когда система фондов сформируется? Значит, отложить дело еще на несколько месяцев, а может быть, и больше? Мы решили настаивать, чтобы права продавца передавались комитетам. При этом предлагали оставить за фондами — когда они сформируются — право на продажу ценных бумаг, которые возникнут при преобразовании государственных предприятий в акционерные общества.

Несмотря на такого рода компромисс, предложение вызвало бурю эмоций в первый же день обсуждения. Именно тогда начало формироваться противостояние ветвей власти. Оно ощущалось в бурном протесте депутатов против этой поправки к закону. Апофеозом стало заявление председателя Высшего экономического совета депутата В. Исправникова, который сказал так: “Речь идет о планомерном наступлении исполнительной власти на права представительной власти”.

Я пытался образумить депутатов. Если мы не дадим комитетам права продавца, то через три-четыре месяца вы же меня спросите, где приватизация, а я скажу: документы подготовлены, но продавать не имеем права. Однако доводы мои никакого действия не возымели. В итоге стало ясно, что этот пункт надо сдавать, что мы и сделали. Но с хитрыми оговорками.