Приватная жизнь профессора механики

Товарищ Гиви быстро провёл меня к себе в комнату под ненавидящим взглядом нашей армянской Звёздочки. Там он запер меня, а вскоре принёс мне туда завтрак - тёплые ещё две купаты и немного пива на дне бутылки. Так вкусно я ещё никогда не завтракал.

- Как хорошо, что есть ещё распри между нациями, - думал я, жуя купату и запивая её пивом из бутылки, - если их правильно учитывать, то жить ещё можно!

К вечеру приехала моя мама и, недовольно ворча, увезла меня домой. Я был счастлив, что меня забирают из этого треклятого лагеря, и не спрашивал маму, кем она недовольна - мной, Мерзояном, или лагерными порядками. Я покидаю этот ад, и больше мне ничего не надо!

В пионерлагере я после этого никогда не был, по крайней мере, в роли пионера. И ещё - я осознал, что в народе, особенно южном и восточном, даже в то далёкое, казалось бы, 'интернациональное' время были очень сильны межнациональные антипатия и недоверие. Сейчас это многократно усилилось. Я не хотел бы быть пойманным армянским всадником, той же 'товарищ Астхо', но в брюках. Мне так повезло, что я, при моей грузинской фамилии, был пойман грузином, причём явно националистом. И я научился использовать эти национальные особенности и противоречия, что мне очень помогло в дальнейшем.

Гадёныш Мерзоян тоже должен был бы извлечь пользу из случившегося. Надо давать себе отчёт, что знание меры в своём хамстве просто необходимо. Если вообще само хамство так уж обязательно. Думаю, что, отмывшись, Гагик Мерзоян, сделал необходимые выводы и стал поумнее. Не так ли, Гагик-джан, откликнись, 'дарагой' если ты сейчас читаешь эту книжку!

Генеалогическое древо

Думаю, что пора поговорить о моём происхождении. О генеалогическом древе, так сказать. Иначе многое в дальнейшем будет непонятно. К счастью, я знал даже о своих прапрапрадеде с отцовской стороны и прапрадеде с материнской. Это - конец 18 века, мало кто помнит своих предков с таких далеких времен.

Начнем с отцовской стороны. Итак, мой прапрапрадед, или прадед деда родился в конце 18 века в селении Уарча Сухумского военного отдела (так называлась нынешняя Абхазия) и звали его Дгур Гулиа. Чем он занимался, его прапраправнук, то есть я, не знал; а чем может заниматься джигит в Абхазии 18 века? Гарцевал, небось, на коне, размахивал шашкой, пил чачу и тому подобное. Там же родился и прапрадед нашего героя по имени Тыкуа. Простое и благозвучное имя, не правда ли? В этом же селении и появились на свет мои прадед по имени Урыс и дед по имени Гач. Но, слава Богу, они приняли крещение по православному обычаю и стали Иосифом и Дмитрием, соответственно. Бабушку - жену Дмитрия Гулиа звали Еленой Андреевной и девичья фамилия ее - Бжалава, она - грузинка. Отец - Владимир Дмитриевич Гулиа (1914-1942) был всесторонне талантливым человеком энциклопедических знаний, инженер, он погиб в Отечественную войну. Его взяли в армию еще до начала войны, когда мне было всего шесть месяцев.

Самой колоритной фигурой из предков по отцу был, вне всякого сомнения, Дмитрий Гулиа, мой дед, основатель письменности, литературы и театра, то есть всей культуры абхазского народа. Он создал алфавит (это в 18-то лет отроду - вундеркинд!) абхазского языка.

Более того, известен факт, что в Абхазии тех времен жених и невеста не могли, не имели права даже разговаривать друг с другом, только через посредников. Дмитрий Гулиа нарушил этот вековой обычай и написал стихотворные обращения жениха и невесты, которые они имели право говорить друг другу. Так вот, когда сваты представляли жениха и невесту друг другу, те вынимали листки со стихотворными посланиями Дмитрия Гулиа и складно говорили по ним.

Но, став мужем и женой, они все равно, чаще всего, меняли имена, чтобы нечистые силы не внесли раздора. Так, например, мои дядя и тетя, крещенные православные Зоя и Павел стали после женитьбы (не формально, а друг для друга, для родственников, и, видимо, нечистой силы!) Ицкой и Джамфером, но и так они не имели права непосредственно обращаться друг к другу.

- Пусть Ицка несет на стол чачу и мамалыгу! - провозглашал в пустоту, не глядя на жену, Джамфер.

- Пусть Джамфер меньше приказывает, а то получит что-то другое! - отвечала уже в другую пустоту Ицка. Сначала гостям это казалось довольно диким, но после рюмки-другой привыкали. То есть православие существовало в Абхазии достаточно формально. Но не для Дмитрия Гулиа, который, как и Сталин, и в одно с ним время, учился в Горийской семинарии.

Дмитрий Иосифович был не по-кавказски педантом. Уже при советской власти, когда он стал Народным поэтом Абхазии, депутатом, орденоносцем, и вообще очень влиятельным человеком, его часто приглашали на всякие там собрания 'актива' республики, чаще всего в качестве 'свадебного генерала'. Назначали, допустим, собрание на 1700. Дмитрий Гулиа приходил в половину пятого и ждал начала собрания. Видя, что народ подходит медленно, он постепенно свирепел, багровея, а точно в 1700 вставал и уходил, если собрание не начиналось. Так он приучал абхазов к точности.