Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

У кого спросить, есть ли знамение какое? Лучше не спрашивать — кругом глаза любопытные, злые. Так и ждут, как у братца-государя нога подвернётся. А он будто и опасности не видит. Ото всего отмахивается. Ты, сестрица-царевна, в случае чего к владыке обращайся. Он твои страхи рассеет. Того не заметил: хворает владыка, тяжко хворает. Даже скрываться с хворью по-настоящему перестал. В последний раз в соборе после литургии осведомилась о здоровье. Улыбнулся глазами одними: должен дожить, государыня, до возвращения государя, непременно должен. Обет положил...

А братец выехал, ровно ничего за спиной не оставил.

Город Рига не по вкусу пришёлся. В Митаве и Кёнигсберге празднества ему устроили — всё отпировал. Как ребёнок веселился. Любит попировать да за чаркой посидеть, ой, любит Пётр Алексеевич.

Из Кольберга через Любек и Гамбург заторопился до верфи добраться. В Саардаме. Сама у послов осведомлялась: почему так. Плечами пожимают: не иначе кто присоветовал, потому как славы у этой верфи никакой нет. Восемь дней там пробыл. Топориком помахивать начал. Разохотился, да вскоре, видно, заскучал — в путь дальше пустился.

Зато из Амстердама сколько месяцев цидульки шли. С середины августа до середины следующего мая. Спрашивала в Посольском приказе, что за нужда. Переговоры ещё в ноябре, сам написал, завершились.

Из ума нейдёт, как братец в путь собрался. Пятью днями раньше, 4 марта, дядюшки Мартиниана Кирилловича не стало. Двухлетнюю дочку Наталью Мартемьяновну осиротил. Даже заглянуть в Высокопетровский монастырь времени не нашлось, где наши родственники лежат.

Началось всё в год провозглашения братца государем. Тогда первым оказался на кладбище в Петровском монастыре дядюшка Иван Кириллович — Оружейной палатой ведал. Стрельцы растерзали его 15 мая. За ним в августе тётушка Евдокия Кирилловна девицею преставилась.

Да это всё не то. 1691-й самый страшный оказался. Братец с Кокуя не выезжал, а тут 11 апреля супругу Мартиниана Кирилловича, Евдокию Васильевну, схоронили. 30 апреля — деда, Кирилла Леонтьевича. 1 августа — Фёдора Кирилловича, кравчего. Ровно мор какой на всё семейство наше напал.

Вот и теперь 2 августа супругу Льва Кирилловича, Параскеву Фёдоровну, в Петровский монастырь свезли. Братцу отписала — и помину в письмах нету. Англией занялся.

* * *

У послов иностранных головы кругом: что бы это значить могло. Через три месяца, как Великое посольство выехало из Москвы, тронулся в путешествие по тем же странам боярин Шереметев Борис Петрович. Персона, может, и важная, но в сумнительстве находящаяся. Ни тебе близости с государем, ни бесед с ним на особности, а вот на ж поди!

Секретарь австрийского посольства Корб поспешил с донесением своему правительству: «Нет ничего обыкновеннее, как высылать из столицы под личиной почёта тех лиц, могущество которых или всеобщее к ним расположение внушают опасение». Вывод торопыга сделал: Петру трон обезопасить надо от покушений Софьи, а Борис Шереметев, известно, на её стороне.

Иностранцы, они всегда так. Там недодумают, там недослушают. Да и кто им, уж коли на то пошло, правду-то всю выскажет. Какая там правительница Софья, когда нелады у боярина с князем Василием Васильевичем Голицыным. Тут уж не до шуток. На дух друг друга не принимают, а царевна, лишь бы любимца не огорчить, от кого хошь отречётся.

В указе самого Бориса Петровича ничего не высказано: будто едет «ради видения окрестных стран и государств и в них мореходных противу неприятелей креста святого военных поведений, которые обретаются в Италии даже до Рима и до Мальтийского острова, где пребывают главные в воинстве кавалеры».

Чисто царский регламент высказан! А на деле — какими такими военными делами доводилось боярину заниматься?

В тринадцать лет в комнатные стольники произведён, в тридцать — в бояре, как правительница Софья державой заниматься стала. В посольство князя Василия Васильевича Голицына вошёл, которое о Вечном мире договариваться поехало. Князь Голицын, известно, главный, Шереметев среди четверых послов.

Как мир заключили, всем подарки богатейшие от царевны были сделаны. Борису Петровичу досталась чаша серебряная позолоченная, кафтан атласный, к жалованью прибавка немалая и сверх того четыре тысячи рублей. Плохо ли!

Тем же летом посольство в Польшу один возглавил для утверждения окончательного Вечного мира. Хитрость такую измыслил, чтобы на аудиенцию не у короля — у королевы напроситься, а там и поддержку её получить.

В Вену отправили для переговоров — договора с императором Леопольдом I не добился о совместной борьбе с Оттоманской империей. А вот верительные грамоты исхитрился в первый раз не министрам — самому императору вручить. Честь для державы Московской немалая. Царевна боярину за то преотличную вотчину в Коломенском уезде подарила.