Привенчанная цесаревна. Анна Петровна

   — Благодарю вас за комплимент. Просто мне кажется, что особа царской фамилии всё должна делать достойным образом. Ведь далеко не всегда мы вправе потакать своим истинным желаниям, не правда ли?

   — К тому же вы мудры, принцесса. Какое великолепное сочетание с внешностью первой красавицы.

   — Вы преувеличиваете, герцог. К тому же вы ещё не успели меня толком рассмотреть. В таком табачном дыму, при свечах...

   — Я должен сделать признание. Я видел ваш портрет уже раньше, и он произвёл на меня неизгладимое впечатление. Его показал мне граф Бассевич, мой добрый гений.

   — Ах, граф не захотел терять времени...

* * *

Цесаревны Анна Петровна и Елизавета Петровна

Всем полегчало: отправился государь батюшка в поход к Каспию. Скучно без него, да не всем. Иным невмоготу совсем приходилось. Молебны благодарственные служили, что уехал, счастливого пути да нескорого возвращения желали.

Мая пятнадцатого из Москвы в путь пустился — на Нижний Новгород, Казань, Астрахань. Лизанька радости не скрывает. Всё боялась: а ну как государь батюшка с собой в поход возьмёт. Не взял. И разговору такого не было. Достаточно, что государыня матушка при нём безотлучно. Как на часах: а вдруг синь-порохом вспыхнет, а вдруг, не приведи, не дай, Господи, в припадке забьётся. Посещать его падучая всё чаще стала. Доктора руками разводят: беречься, ваше величество, надобно. Какое беречься — при его-то нраве!

Лизанька целыми днями от старшей сестрицы не отходит. Каждой мелочью делится. Без праздников да танцев скучает. Разговоры все — про амуры. Вот и опять:

   — Аньхен, неужто нам и жить только по государевому выбору? А сами-то мы как же?

   — Что сами, Лизанька! Порядок такой и не только у царственных особ положен. Нигде невесты царственные себе женихов не выбирают.

   — А сердцу нетто прикажешь! Ты ему одно, оно тебе другое. И во дворце также.

   — О чём ты, Лизьхен?

   — Да отложи ты свою книжку учёную. Господь с ней, Аньхен! Часто ли вот так — с глазу на глаз говорить нам с тобой приходится. Хотя Маврушка Шепелева да есть кто-нибудь между нами. А тут благодать, чистая благодать. Все, кто мог, за царским поездом умчались. Днями по дворцам ходи, голоса человеческого не услышишь.

   — Посекретничать хочешь, Лизанька?

   — Ещё как хочу! Вот говоришь, сестрица, стремления сердечного во дворце, у членов семейства царского быть не может, а царевна Марья Алексеевна как же?

   — Ты что — про преосвященного Федоса, что ли? Не надо, Лизанька! Бог с ними.

   — Про какого Федоса? Он мне и на ум не пришёл. Ты слыхала, князь Иван Михайлыч Мещёрский помер?

   — Слыхала.

   — А кому всё состояние завещал?

   — Родственникам поди аль в монастырь вложить велел?

   — Родственникам! То-то и оно, что всё до последнего грошика отказал царевне Марье Алексеевне.

   — И тётушка царевна...

   — Взяла, взяла, не беспокойся. Такое богатство да не взять.

   — Господи, а с чего бы?

   — Вот и решай загадки сама, сестрица.

   — Погоди, погоди, Лизанька, ведь всё ещё с комнатной боярышни Марьи Васильевны Мещёрской началось. Она при государыне правительнице Софье Алексеевне в любимицах ходила. А там и любимицей царицы Евдокии Фёдоровны Лопухиной стала.

   — Да что ты их, сестрица, пересчитываешь! Ты другое вспомнила бы. Когда Марья Васильевна за Петра Алексеевича Головина выходила, правительница царевна Софья благословила её образом Казанской Божьей матери в золотом окладе с каменьями. А царевна Татьяна Михайловна невесту лаловыми серьгами с пречудными жемчужными подвесками одарила.

   — Какое ж диво, когда мать Марьи Васильевны, старая княгиня Мещёрская, любимой комнатной боярыней её столько лет была. Срослись Мещёрские с Милославскими да Головиными — ничего не скажешь.

   — А государь батюшка, сведём ли дружбы их?

   — Более, чем мы, сестрица. Да и ещё — гравюру со своим портретом в царских регалиях и с семью добродетелями правительница царевна Петру Алексеевичу Головину собственноручно подарила. Уж не припомнить, кто сказывал, что у них в родовом Деденеве в церкви та гравюра за икону висит и панихиды по Софье Алексеевне служатся. Неужто бы соглядатаи про такое государю батюшке сообщить припозднились?

   — Экое гнездо осиное! Истребить его следует.

   — Наперёд на престол вступить, Лизанька, надо. А до времени командовать — всё равно никто не послушает, а неприятелей наживёшь.

   — Всё-то ты, Аньхен, разумно так раскладываешь, прямо оторопь берёт. Откуда ты у нас мудрая такая?

   — Какая мудрая, Лизанька. Присматриваюсь, может, более твоего. Помнишь, читали мы пиесу царевны-правительницы «Обручение Святой Екатерины». Так вот спектакль сей правительница сама и ставила, сама в нём и играла. А Марья Головина-Мещерская вместе с царевной Марьей Алексеевной прислужниц мудрой девы изображали.

   — Вот тебе и неразлейвода!

* * *

Вдовая царица Прасковья Фёдоровна

От себя что скрываться: плохо. День ото дня хуже. И не то, что хворь какая, — силы уходят. Как вода в ладошке. Только-только пригоршня целая была, напиться можно было. Не успела ко рту поднести — сквозь пальцы ушла.