Приверженная

Шакалов был рядом всегда. Каждую минуту. Словно преследующая тень, постоянно находился где-то за спиной. Чаще я не видела его, почти всегда он молчал, но… Стоило мне упустить платок, как он тут же поднимал его быстрее, чем я успевала посмотреть вниз. Или не могла найти телефон, а он уже оказывался в моей руке.

Такие перемены пугали сильнее, чем агрессия. Словно затишье, перед бурей. С каждым днем я все больше и больше боялась, что злость в нем накапливается, а затем выльется на меня одной большой лавиной. В моменты страха я всегда острее ощущала своих детей. Словно их энергетика становилась такой же сильной, как и моя, подпитывая и заставляя бороться.

— Я хочу прогулятся по городу. Можно? — Кирилл сидел в палате и, кажется, был всерьез увлечен работой на ноутбуке. Но стоило мне произнести пару слов, как он резко поднял взгляд.

Его глаза просканировали меня с ног до головы, словно на рентгене, а затем Шакалов вынес вердикт:

— Нет. — Мужчина захлопнул ноутбук, отложил его в сторону и быстрым шагом направился к выходу. Я уже было подумала, что он возвращается к своему «посту» у палаты, но тот открыл дверь и повернувшись ко мне в проходе, требовательно пробормотал: — Сколько мне тебя еще ждать?

Не понимая, что происходит, но не желая больше и минуты видеть пугащие белые стены и стерильную до ужаса обстановку палаты, я накинула халат и посеменила за ним.

Вместо города мы пришли в местный парк. Стоит признаться, больницы на Сейшелах очень отличаться от тех, что на родине. Собственно, как и окружающие их парки.

Идеальные каменные аллеи, зеленые газоны, всевозможные деревья и цветы, а также маленькие фонтаны за каждым углом. Долгую неделю не выходя на улицу я переживая за детей и боялась навредить им, а теперь свежий воздух буквально будил сознание. Я глотала его жадно, не в силах скрыть счастливую улыбку.

— Почему ты улыбаешься? — голос прозвучал неожиданно низко и близко. Сидя на фонтане, я вытянула палец вперед и на него села бабочка. Момент показался мне настолько трогательным, что из глаз хлынули слезы. Но голос Шакалова заставил вздрогнуть, бабочка улетела, а мне пришлось обернуться, чтобы вернуться в реальность.

— Уже не важно. — ноги сами поднялись, неся меня дальше по парку, в нетерпении увидеть, что же там за следующим поворотом. Густо высаженные туи делали парк немного похожим лабиринт. В нем нельзя было потеряться, а вот спрятаться — легко.

Но Кирилл одернул меня за руку, заставляя замереть на месте, а затем просто обошел, чтобы смотреть прямо в глаза. Странно, но я впервые заметила седину на его висках, глубокую морщину между бровей и складку у губ. Уверенна, это не было совсем недавно… Как так?

— Я хочу знать, Черничка. — Требовательно произнес он, отчеканивая по слогам: — О чем ты думала, когда улыбалась?

Зажмурившись, я прикусила губу и решила не провоцировать скандал. Кому он нужен после всего, что было пережито?

— В тот момент… В ту крохотную секунду мне показалось, что моя жизнь — идеальна. Я молода, здорова, беременна двумя детками… Светит солнце, нет войны и, знаешь… Не важно! Это все гормоны. Доктор говорил, что такое бывает. — на глаза накатились слезы, потому что фразу я закончить все же не смогла. Не хватило решимости и внутренних сил. Напротив меня стоял мужчина, огромный как скала, сносящий своей энергетикой все на своем пути. Он явно не лучшая жилетка для откровений…

— А потом ты увидела меня и жизнь снова перестала казаться тебе розовой и радужной, да, Черничка? — скрепя зубами, протянул Шакалова и я вздрогнула, понимая, что он дословно процитировал мои мысли. Нужно было что-то ответить, но язык словно онемел, тело парализовало, а одна слеза все же скатилась по щеке. Его руки не крепко сжал мои плечи, словно стараясь удержать на месте, хотя бежать я и не собиралась, когда он нагнулся до моего роста, чтобы слишком громко отчеканить: — Я делаю все, что хочешь, Черничка. Все. Неделю даже не разговариваю с тобой, чтобы ты остыла. Почему каждый гребаный раз, когда наши взгляды встречаются, ты смотришь на меня так, словно на твоих глазах я расчленил ребенка?!

— Я никогда не смогу полюбить тебя, Кирилл. Чтобы ты не делал и как бы не старался… Я из той семьи, где даже похотливый взгляд на девушку мог привести к разводу. Из той, где повышение голоса вело к серьезному разговору, а постель — это что-то святое. Мужчина холит и лелеет свою девушку, а она за это дарит ему всю себя, счастье, спокойствие и уют. — руки тряслись, но я все же нашла в себе силы осторожно оттолкнуть мужчину и сделать шаг назад, чтобы сказать то, что он так ждал от меня. Возможно не сейчас, но желание было написано у него на лице. — Я никогда не смогу простить тебя, а значит и полюбить. Возможно только после смерти…