Привет, Афиноген

С Афиногеном они как–то оказались случайно рядом на пляже, сыграли партеечку в шашки, раз 1 оворились и с тех пор стали здороваться при встречах. Надо отметить, что с Гавриком здоровался весь город и он всем отвечал, но радовался немногим, может быть, пяти–шести человекам, в том числе, кстати, капитану Го– лобородько. Принципов в выборе знакомых Дормидон– тов никаких не придерживался, просто при виде одних лиц его душа улыбалась, а при виде других оставалась равнодушной. Угадать тут было невозможно. Многие из тех, кто ради лестной дружбы с богатырем готовы были голову свою заложить, а уж денег на угощение и всяческих заискивающих слов вообще не жалели, так ни разу и не смогли полюбоваться его сверкающей белозубой улыбкой, другие же, которым, кажется, на чью–либо дружбу было начхать, как, скажем, тому же хитрюге и притворщику Голобородько, находили в Гаврике Дормидонтове преданного и забавного товарища.

Догнав Афиногена, богатырь некоторое время шагал молчком, только счастливо посмеивался и нежно трогал попутчика за плечо, потом сказал:

– Эх, Геня, нравится мне, что ты босиком и один шпаришь! Я бы тоже разделся, жарко, да боюсь, пойдут всякие разговоры.

Афиноген покосился и отметил про себя, что Гаврик облачился в праздничную тройку.

– Какие разговоры, Гаврюша?

– Всякие могут быть. Кто чего придумает. Могут сказать, что чокнулся Гаврик… В другой раз мне, конечно, до лампочки, а теперь особые у меня обстоятельства. Репутация мне теперь дороже всего. И так уж разное про меня треплют.

– Плохого не слышал.

– Это от человека зависит, Геня. Какой человек, то он и слышит. Разные люди… Ты чего вроде прихрамываешь?

– Болею я, из больницы сбежал по делу.

– Это, конечно. Когда дело есть – откуда хошь мотанешь, хоть из санатория. А у меня, Геня, никаких что–то особых делов не осталось. Некуда пока спешить. Может, к вечеру, попозже соберусь куда, а теперь свободен. Вот тебя провожу и дальше даже не знаю, что с собой предпринять.

– Меня провожать не надо. Один доберусь.

Гаврик было насупился, но тут же опять просветлел и заулыбался.

– Нравится мне, как ты разговариваешь, Геня. Хорошо, свободно. Нас с тобой двое таких в Федулин– ске. Ну, от силы пятеро.

– Не хитри, Гаврик. Каких это таких?

– Таких, которые прямо, как есть, отвечают, чего хотят сказать, то и говорят. Вообще народ у нас не очень крепкий, с некоторыми даже тошно. Вот ты мне сказал «один доберусь», валяй, то ись, Гаврик, отсюда, не до тебя. Ты сказал, я не обиделся, понял, потому что прямо и открыто. Думаешь, любой так ответит? На–кось| С ума сойдет, а будет меня обхаживать и лукавить. Многие не умеют отвечать как есть, как сердце требует. Которые, может, побаиваются, а другие вовсе не умеют и не хотят, не любят.

– Заврался ты, кажется, Гаврик, от избытка сил. Суд вершишь. Люди иногда лукавят не от страха и подлости. Из вежливости и добрых чувств. Потом – не в словах правда, слова превратны.

– А в чем правда, Геня? Ну, определи.

Светлым заревом отливали выцветшие глаза Гаврика, наклонил он сверху голову, приблизил ухо, готовясь принять в себя любую правду, какая она коварная ни будь, и схоронить за пазухой. Но Афиноген не открыл ему секрета. Остановился, прижал тапочки к груди:

– Гаврик, у тебя сигаретки не найдется? Курить хочется, помираю!

– Ты что, Геня! Кабы я курил и пил, мне бы другая цена была. И ты тоже зря куришь. Брось! Тебе не надо. Курить начнешь – про всякую правду забудешь… Одно из двух: либо курить, либо правду шукать.

– Что такое? – У Афиногена от изумления рассеялся мрак в голове. – Что же это на свете творится. Одни философствуют, другие пиво пьют. Чернокнижники! А я к невесте иду, – взмолился он. – Оставь меня!

– К невесте? Это святое. Поздравляю, Геня. Ты меня не совсем до конца понял. Я помочь хотел, дух в тебе укрепить. Гляжу – ты еле ползешь… Невеста – другая песня. Из больницы – к невесте! Уважаю. Айда, Гаврюха, в кювет!

Дав сам себе команду, богатырь развернулся и потопал обратно. Афиноген глянул ему в спину – богатырь как богатырь. Высоченный, дружественный и с загадками!

Совсем уж около Наташиного дома Афиногена окружили ребятишки. Они часто выполняли его мелкие поручения, теперь у них самих, видимо, образовалась к нему просьба.

– Дяденька Афиноген, – поднимая одно плечо выше другого, кокетничая, пропищала семилетняя девочка Катя. – Вы не очень куда–то спешите? Не очень?

– Как раз спешу, – ответил Афиноген, глядя в нахальное лицо трудного третьеклассника Вадима. – Но у меня хватит времени спросить у тебя, Вадик Черноу– сов, почему ты не в школьном лагере? И дождаться ответа. Отвечай, Вадик Черноусое!

Внимание детишек переключилось на Вадика, который еще более отодвинулся и передернулся, как от крапивы.

– Я был в лагере. Меня вожатая взяла и выгнала.

– За что?

На лице трудного третьеклассника выразился нелюбезный вопрос: «А кто ты такой, дяденька, почему я тебе должен отвечать?» Но он пересилил себя и опять ответил вежливо:

– Она сказала – я ей мешаю читать малышам книгу.

Дети сдержанно загудели в шесть маленьких ртов.