В Праге было уже по-весеннему тепло, солнечно и… тоскливо. Никогда и в нормальной-то жизни его почему-то весна не радовала. Все эти набухшие почки, первые листочки, воспеваемые поэтами, навевали на него необъяснимую грусть. Пронзительное небо, острота весенних запахов, яркое солнце, остатки чернеющего снега – все вызывало в нем уныние и портило настроение. Он это еще в детстве заметил. И стишки эти, типа «травка зеленеет, солнышко блестит» ненавидел. Даже на одном из утренников в детском саду начал было декламировать и расплакался. Стоял посреди актового зала в дурацком каком-то костюме то ли зайца, то ли белки и плакал, зажимая рот, чтобы крик отчаяния, стыда и беспомощности не выскочил наружу… Воспитательница не заругала его. Наоборот, обняла, отвела в сторонку. Обратилась к другому мальчику:
– Славик, ты помнишь слова? Прочитай за Алешу!
Славик с удовольствием отчеканил про ласточку, которая в сени к нам летит. А воспитательница гладила Лешу по голове, сняв с него шапочку со звериными ушами, прижимала к себе и приговаривала:
– Ну поплачь! Поплачь! Все будет хорошо! Сейчас с ребятами хоровод будете водить. Пойдешь?
Леша кивнул. Ему вытерли носик, глазки, вернули уши на место. И он, успокоившись, встал в круг.
…Когда Алексей стал постарше, тоже замечал в себе отторжение весны. Хотелось надломить все эти ветки, оторвать все эти почки, поломать все эти кусты… Он радовался пасмурным дням, раздражался от звуков капели и с нетерпением ждал мая, когда уже, считай, лето.
Вот и сейчас. Мало того что трепет этот весенний в самом разгаре, да еще он – совсем один. Везде один… Как будто никто ему не нужен. Как будто никому он не нужен.
Алексей набрал номер сына. Тот обрадованно закричал:
– Папа, привет! У нас такой классный корабль! Представь, бассейн есть! И настольный теннис!
– А ты купаешься?
– Конечно! Целыми днями!
– А как мама?
– Мама? По-моему, хорошо!
– Ну-ка, спроси у нее, сынок, в каком порту следующая стоянка?
– Сейчас, пап!
Трубку взяла Наталья.
– Как у тебя дела? – задала она мужу один из самых нейтральных вопросов.
– Все нормально! Как у вас?
– Отлично! Замечательное путешествие.
– Где следующая остановка?
– Ой, я город не помню. Знаю только, что на острове Калимантан.
– Ну хорошо! Я вам еще перезвоню.
Через три дня Алексей присоединился к своей семье, которая с таким искренним счастьем и нескрываемым удовольствием встречала его на корабле, что он был очень даже тронут. Нашлась и отдельная каюта, куда с превеликой радостью переселился Максим, оставив родителей вдвоем.
Он путешествовал со своими все оставшиеся дни круиза. Отдыхая с семьей, он надеялся отвлечься. Он честно пытался расслабиться и насладиться поистине райским путешествием, но … ничего не получалось. Вернее, наоборот. Получалось расслабиться. Отпустить застарелое внутреннее напряжение, снять запреты на какие-то мысли, позволить себе думать о том, о чем и сладостно, и больно думать. И вся странность ситуации заключалась именно в этом: с одной стороны, искренность перед самим собой, искренность в мыслях, в мечтах, в эротических фантазиях… С другой стороны, боль. Именно искренность несла с собой боль, новые переживания и бесконечные воспоминания.
Он лежал около бассейна со стаканом сока. Сначала вяло листал журнал, переговариваясь с Натальей, расположившейся рядом. Потом прикрыл глаза, думая подремать перед обедом. Но прошлое никак не отпускало его. Наоборот, почему-то здесь, на отдыхе, он все чаще и чаще возвращался мысленно в те мгновения московской жизни, когда счастье настолько ощутимо присутствовало в окружающем его пространстве, что, казалось, он мог потрогать его или даже зажать в кулаке.
Как-то, он вспомнил, лежали они с Ритой, расслабленные, умиротворенно-уставшие, разомлевшие от близости друг друга, опьяненные любовью и ласками, и разговаривали. Как будто каждый сам с собой и в то же время вслух.
– Знаешь, Рит, я никогда не скучал ни по кому…
– У тебя тело такое нежное.
– А по тебе я очень скучаю.
– Кожа прекрасная. Я когда прикасаюсь к тебе, испытываю…
– Ты мне настолько близка, настолько дорога…
– Неимоверный восторг.
– Я редко говорю тебе что-то хорошее…
– Как же я люблю, когда ты меня обнимаешь.
– А на самом деле я боюсь признаться самому себе…
– Мне не хватает твоих объятий. Мне все время мало. Я не могу насытиться…
– Насколько ты в моем сердце.
– Твоей близостью, твоей нежностью, твоими откровениями…
– Ты мой самый близкий человек… И вообще ты – самая, самая…
– Я все время хотела бы быть рядом с тобой.
– Я порой сам боюсь признаться себе, что ты значишь для меня…
– Я мечтала бы не разлучаться с тобой никогда.
– Я знаю только одно: ты лучшая женщина в моей жизни. Ты – самый лучший человек в моей жизни!
– Не помню, говорила ли я тебе, что ты – самый лучший!
Слышали ли они друг друга во время этого странного диалога? И разве это диалог был? Какой-то двусторонний монолог, когда каждый говорит свое, не дожидаясь от другого ни реакции, ни ответа и все же, вероятно, угадывая и отмечая, о чем параллельно идет речь…
Подбежал возбужденный Максим:
– Пап, я среди подростков лидирую.