Привет, Ангел

– Соскучилась… Ой, милый ты мой, как же я соскучилась. – И она целовала его всего – с ног до головы – каждый сантиметр любимого тела, каждую морщинку, каждый пальчик.

Он любовался ее шоколадной кожей, выгоревшими волосами, наслаждался ее ласками, погружался в ее глаза, тонул в ней, замирая от счастья.

Август

Август… Август. Игорь всегда любил этот месяц. Еще тепло, но уже не жарко. Полно фруктов, овощей, цветов. Все красиво, ярко. Еще солнечно, еще не очень дождливо. Умиротворенно в душе. Так умиротворенно и комфортно, как в августе, у него не бывало на сердце никогда…

Но только жизнь в этом году все перепутала. Февраль сделала счастливым, а август…

Они ехали с Верой после ее работы. Обычный разговор, все тихо-спокойно. Она попросила остановиться у аптеки, витамины купить. Сумку не взяла, вынула из нее только кошелек и вышла. Игорь сидел, ждал. Поправил зеркало заднего вида, протер панель, потом взгляд его упал на Верину сумку, которая осталась открытой на переднем сиденье. Ему бросился в глаза альбом для фотографий, небольшой совсем, ему не знакомый. Не из тех, что Вера показывала по приезде из отпуска. Рука сама потянулась. Он сомневался – неудобно смотреть, раз сама не показала. Неправильно… Но любопытство пересилило. Где-то в мозгу застучал молоточек: «Оставь! Любопытство наказуемо!» Но не смог. Открыл. Начал листать и… Господи! Что это? Вера, его любимая, милая, красивая Вера в обнимку с мужчиной, с очень молодым мужчиной – ну лет, наверное, на десять моложе ее. Они и в море, и на берегу, и за столиком пьют пиво, и где-то на экскурсии, и на всех фото – с такими улыбками, что никакого сомнения не остается в их близости… Посмотрел в угол снимка на дату – июль.

Что же это такое? Это вот сейчас, месяц назад, когда у них такой потрясающий альянс, когда такой накал страстей… Он так ждал ее, скучал, тосковал, звонил ежедневно. Она тоже звонила и говорила, что скучает. Значит, лгала, обманывала. Вот и верь после этого бабам. Он здесь вкалывал, деньги зарабатывал, чтобы и на цветы, и на подарки для нее хватало, а она – курортные романы крутить?!

Он заорал сразу, как только она села. Он кричал, что так больно, как сейчас, ему не было никогда в жизни. Что такую боль, как она, ему никто не причинял. Что он отдал ей свое сердце, а она его разорвала в клочья. Он тряс этим альбомом перед ее лицом, он выхватывал оттуда фотографии, рвал их и бросал в нее, а когда она сказала: «Остановись! Послушай!», он не выдержал и дал ей пощечину. Одну, другую, третью.

С ним было такое впервые. Никогда в жизни, ни до, ни после, не случалось с ним подобных истерик, ни разу потом не было у него такого бешеного, необузданного гнева.

Он не узнавал сам себя. Но ему казалось, что если он не выплеснет сию же минуту свою боль, то она его сожрет – причем моментально. Эта боль испепелит изнутри, выжжет его всего… И он кричал, оскорблял. Боже, что же он вытворял… Остановила его кровь. У Веры пошла кровь из носа. Она молча достала платок, открыла бутылку с водой, намочила его, приложила к лицу. Посидела пару минут, запрокинув голову. Потом очень тихо, очень медленно и очень спокойно сказала:

– Это июль прошлого года. Альбом лежал на работе. Я разбиралась в столе, решила забрать его.

Он был ошарашен, он был раздавлен, он был сражен наповал. Причем он осознал, что потерпел двойное поражение. Первое – когда позволил проявить себе ревность, унизить ее своим подозрением, унизить себя до животного, неконтролируемого состояния, и второе – когда понял, что это ошибка.

Прошла еще минута в безмолвии. Кровь остановилась. Со словами: «Я люблю тебя, Игорь. Но это конец» – она вышла из машины, отошла, подняла руку и села в первый же попавшийся автомобиль.

Сентябрь—декабрь

Игорь работал на износ. Сам – на износ, автомобиль – на износ. Дома решили, что Танюха возьмет кредит на работе – надо покупать новое авто. Иришка училась, курсы посещала, к поступлению готовилась.

Игорь – и жил, и не жил. Физическая его оболочка была в норме. Он трудился, разговаривал, ел, пил, общался с людьми, спал, изредка читал, еще реже смотрел телевизор. А внутри душевная его составляющая была смертельно больна. Он тысячу раз прокручивал в голове последнюю их встречу. Тысячу раз заливался краской стыда. Игорь неоднократно пытался представить себе их разговор, возможное новое свидание – и не мог. Он сам сжег все мосты. Он не мог быть прощен. Возврата нет. Это ясно. Но тянуло его к ней. Очень тянуло. Душа истомилась, изнылась, исстрадалась. Он написал ей сообщение ко дню Ангела. Она не ответила. Он послал поздравление с наступающим Новым годом. Она молчала. Он ловил себя на том, что специально выбирает маршруты движения ближе к ее дому, к ее работе. Сказать, что ему хотелось ее увидеть, это не сказать ничего. Он мечтал, жаждал, стремился… Он как-то ночью вышел на балкон, курил, смотрел на черное небо и вдруг совершенно четко понял, как можно умереть от тоски. Вот просто лечь и умереть…