Привет! Это я...

— Но если они такие красивые, почему ты сама их не хочешь брать? — спрашивает Эрленд.

— Да я хочу, чтобы тебе было лучше! Что, нельзя? Ты ведь моя младшая сестра, правда? — говорю я.

Эрленд задумывается. Я жду затаив дыхание. Улыбаюсь ей так сладко, как только могу. Слышу, как, стоя поодаль на горке, фыркает Хелле.

— Согласна, — наконец говорит Эрленд.

Вид у неё довольный, хотя и удивлённый. Она радуется!

(Возможно, через какое-то время она перестанет так уж сильно радоваться. Она была абсолютно права, когда говорила, что жёлтых колпачков не бывает. Но это уже будет её проблема.)

— Ну, давай колпачок, — говорю я.

Голубой колпачок нужен мне прямо сейчас. Но тут оказывается, что Эрленд всё же не хочет с ним расставаться. Она смотрит наверх, на Хелле, которая изо всех сил сохраняет серьёзный вид.

— На! — выкрикивает вдруг сестра, швыряет колпачок и попадает мне по плечу. Колпачок падает в снег. (Мне не больно. Ничего такого. Но какое нахальство! Вот жадина!.. Она бросила НАРОЧНО!)

— Спасибо, малявка, — говорю я и поднимаю колпачок. Прежде чем сунуть его в карман куртки к остальным, я поднимаю новый колпачок повыше и смотрю сквозь него на небо, против света. Какой же он чу-у-удный, мой замечательный колпачок!

Эрленд с такой силой швыряет снежок, что он долго катится по дороге. Потом она снова принимается искать колпачки.

— Какашка! — говорит она и поворачивается ко мне спиной.

— Ах ты, ДРЯНЬ! Повтори, что ты сказала! — я готова на неё наброситься, но тут нас прерывают: g — Эй вы, идите сюда! Смотрите! — это кричит Хелле, и мы с Эрленд наперегонки мчимся к ней — посмотреть, в чём дело.

Хелле нашла целую кучу колпачков! Просто немерено! И это в последнюю минуту нашей прогулки — тут как раз повалил очень густой мокрый снег, и мы припустили домой. Теперь, прежде чем продолжить собирать колпачки, придётся ждать, пока снег немного подтает. Но у нас их уже так много, что хватит на каждую лампочку на наших трёх мини-ёлочках. Даже ещё лишние останутся.

Моя ёлка делается вся голубая, ёлка Хелле — вся красная, а у Эрленд все колпачки зелёные. (Мы сказали Эрленд: «Ах, как ЖАЛКО, что мы не нашли ни одного жёлтого!» — и обещали отдать ей все колпачки, которые соберём, когда растает снег. И она успокоилась на зелёных.)

По правде, её ёлка оказалась даже красивее моей. Я спросила — может, ей хочется поменять на другой цвет, — но она отказалась. Тогда я сказала — она ещё пожалеет, что не поменялась со мной, потому что голубые всё равно в сто раз лучше зелёных. Я сказала, что это её последний шанс, и раз так, то я НИКОГДА больше не поменяюсь с ней ничем. Сейчас или никогда! Эрленд ответила — ну и пожалуйста, я могу говорить что хочу, а она меняться не хочет.

Дрянь. Недотёпа и зануда. Я сообщаю ей, что на будущий год зелёные колпачки будут мои. Я уже записала это в своём дневнике и поставила дату, так что у меня есть доказательство — я первая сказала! Вот так вот. О-О-О! Ох уж мне эта Эрленд! Жуткая жадюга и МАЛЯВКА!

Новость

Сегодня воскресенье. Завтра первый учебный день в новом году. Когда мы с сестрой спускаемся ужинать, мама и папа уже сидят за столом на кухне. Сидят и молчат. Вроде они выглядят как обычно, но всё-таки какие-то не такие. Происходит что-то не то. Я торможу на полпути посередине кухни и смотрю на них.

— Папа остался без работы, — говорит мама и кладёт свою руку на папину.

— Чего-чего? — спрашиваю я.

— Класс! Значит, ты можешь стать ПОЛИЦЕЙСКИМ! — вопит Эрленд и начинает носиться по кухне, делая вид, что у неё в каждой руке по пистолету. — Кошелёк или жизнь! — вопит она и палит по невидимым бандитам, якобы засевшим в кухне. (Надо полагать, кухня ими битком набита — по крайней мере, так ведёт себя Эрленд; хотя вообще-то с такой стрельбой у неё давно бы уже кончились патроны.)

— «Кошелёк или жизнь»? Дура, это ведь грабители говорят! — объясняю я.

— Ода, не называй сестру дурой, — говорит мама.

— Но полиция так не говорит! А Эрленд очень глупая, — отвечаю я.

— Не называй сестру «Эрленд» и не говори, что она глупая, — повторяет мама.

Я по-прежнему стою посреди кухни. Спрашиваю папу:

— Ты сделал что-то не так? Может, плохо работал, не старался?

— Сейчас время такое, сплошные сокращения, — отвечает папа. — В моих услугах больше не нуждаются. Я поступил на работу последним, значит, должен уйти первым. Ничего не попишешь. Но всё уладится, — говорит папа и улыбается — не так, как всегда.

— Значит, у тебя больше нет работы? — уточняю я.

— Именно. Как раз сейчас и нет. Но я скоро найду другую работу, вот увидишь.

— Всё уладится, — говорит мама.

«„Всё уладится!“ — они что, никаких слов больше не знают?» — думаю я.

— Папа — безработный, — изрекаю я, ни для кого, в воздух, в основном чтобы послушать, как это звучит: «Мой отец — безработный!»

Я совсем не знаю, что мне думать по этому поводу. Смотрю на папу — может, он стал выглядеть по-другому? Расстроен? Что он собирается делать?

— Всё уладится, милый, — говорит мама ЕЩЁ РАЗ и гладит папу по руке.