Привет из прошлого

а рядом кто-то, вытирая носик мокренький,

вовсю строгает рифмы про любофф.

Октябрь

Блекнут краски, шелест глуше

у слежавшейся листвы,

мне б хоть парочку веснушек -

к ним за лето так привык.

Всё трудней собрать из листьев

яркий, красочный букет,

хоть берись за краски с кистью,

так наскучил серый цвет.

Солнце светит, но не греет,

под бодрящий ветерок

бьётся, словно флаг на рее,

неоторванный листок.

По утрам всё чаще лужи

под ногами льдом хрустят,

поскользнёмся неуклюже -

сердит нас любой пустяк.

Как всегда капризна осень:

то ли дождик, то ли снег,

а октябрь – вообще несносен,

и упрям, как человек.

Сразу вслед за бабьим летом,

маскируясь под него,

он пришёл легко одетым,

в снег попал и занемог.

Ливнем с крыш течёт бедняга,

в трубах насморком бурля,

под дождём скулит дворняга,

на минорной ноте "ля".

Молодость

Умом нас было не унять,

любовный правил голод.

Весь мир хотели мы обнять,

и мир был тоже молод.

С тобой играючи в стогу,

ловили свет горстями,

надеясь юность на бегу,

на вечность мы растянем.

Она кометой пронеслась,

оставив след на память,

твой поцелуй и первый вальс,

он с нами в лету канет.

Зимой

Белоснежные равнины

убегают в небосклон.

Тает еле различимый

в серой дымке горизонт.

Сани мчатся, снег взрывая,

вёрст наматывая ком,

ветер встречный обжигает

щёки жёстким языком.

А вдали, за снежной дымкой,

кромка леса встанет вдруг,

с позаброшенной заимкой,

и покрытый снегом луг.

Памяти Сергея Есенина

"Первый парень на деревне,

а деревня эта – Русь,

ей, как сказочной царевне,

он дарил любовь и грусть".

Дал Бог любви немеряно,

поцеловавши в темечко,

вложил в уста медовые

заветные слова.

Дал блеск в глазах уверенный

и, как в парной от веничка,

у баб, им околдованых,

кружилась голова.

Дал насладиться славою,

до головокружения,

познать за жизнь короткую

с лихвой и Крым и рым,

любимым стать державою,

аж до изнеможения,

в дворцах и за решёткою,

рабом чужой игры.

Дал удаль молодецкую,

Русь воспеть кабацкую,

пустив талант на волю,

хмельную, без узды,

до смерти душу детскую,

дав ей судьбу дурацкую,

покинуть землю с болью,

оставшись молодым.

И поэтому в ночи осенние,

клён опавший завидя в окне,

лачет Русь по Серёже Есенину,

"золотыми звёздами в снег".

В. С. Высоцкому

Боль за сгнивший наш порядок

ты хрипел.

Быть с тобой хотел я рядом,

не успел.

Вены вздыбились на шее

и на лбу,

предвещая нам нелёгкую

судьбу.

А на кухнях наших маленьких

квартир,

с этим хрипом зарождался

новый мир.

Нашей совести поднялся

потолок,

осветив наш самый тёмный

уголок.

Пел о дружбе, о хорошем

и плохом,

жизнь улучшить Ты хотел

своим стихом.

И в Париже, и в узбекском

Чирчике,

песни пел на чисто русском

языке.

Мир изменится и канут в век

года,

в сердце нашем Ты остался

навсегда.

Кошкина молитва

У кошки бездомной орава котят:

цена легкомыслия в марте,

она не жалеет о прошлом, хотя,

ей снится подвал на Монмартре.

Подвальчик на солнечной стороне,

где даже и осенью сухо,

а рядом скулит не на русский манер,

такая же, только сука.

Лижет французским своим языком,

щенят, постигающих Фрейда,

незрячим, впитаются в кровь с молоком,

инстинкты любить без апгрейда.

Хоть в кровь им изгрызли потомки сосцы,

и тощие пуза отвисли,

обе не ждут ни Харибд и ни Сцилл,

повсюду и ныне и присно.

И молится кошка незримым Богам:

за всех обездоленных мантра,

за суку с Монмартра и кошек с Багам,

и за повторение марта.

Свобода

Бьётся рыба на крючке,

бьётся бабочка в сачке,

а на шее бьётся жилка,

тесно ей в воротничке.

Вся надулась от натуги,

аж в глазах поплыли кр‘уги,

и дрожмя дрожат поджилки,

как в горячечном недуге.

Распустил я воротник,

воздух в грудь мою проник,

я, как птица на свободе,

словно узник без вериг.

Скучно без воротничка,

скучно рыбе без крючка,

жилке ровно биться скучно:

спит, как скрипка без смычка.

Донага разделся, гол,

но в душе царит раскол,

а свобода где-то рядом,

без претензий на престол.

Строг наряд её и прост,

с ней коса на всякий рост,

и не давит шею ворот

ожерелие из звёзд.

Кофе в постель

Любишь ты кофе в зёрнах,

непременно ручной помол,

с пенкой чтоб был и чёрный,

чтоб дух ароматный шёл.

Впотьмах, обжигаясь об турку,

я тебе сочинял мадригал,

куплет напевал про Мурку,

а кофе всегда убегал.

Как мираж появлялась на кухне,

ты в сонном ещё забытье,

казалось, что мир весь рухнет,

растворится в небытие.

Пьянил в полумраке твой профиль,

озноб ниспадавших бретель,

я спешил отвечать на Голгофе,

за кофе сбежавший…, в постель.

Приметы осени

Приметы осени ещё не режут глаз,

их август скроет жаркими деньками,

упрятав в память тысяч фотокамер,

на снимках лета, в профиль и анфас.

И лишь разглядывая фото из альбома,

заметишь первые морщинки на лице,

глаз выражение, доселе незнакомое,

как баритон, сорвавшийся в фальцет.

Там лёгкий иней в бронзовом окладе,

на летнем солнце по осеннему блестит,

напоминая о грядущем листопаде,

и я, несущий молодость в горст'и.

Жизнь

Туманное утро,

блеснула росинка в траве,

и в дымке рассветной

слил‘ась с облаками.

их ветер попутный,

помчит, словно стадо овец,

чтобы пасть неприметной,

дождинкой на камень.

Заутреня

Мне в окно заутреню

воробей чирикал,

чтобы радовался дню

и делам великим.

Чтобы солнцу был я рад

и весны приходу,