Привет, офисный планктон!

И за что она так на меня взъелась? Неужели ей завидно от того, что я собралась поехать границу? Так кто ей мешает поступать так же? Ведь в наше время это не проблема! Пошёл в туристическую фирму, и там за тебя всё сделали. Нужно лишь поднять свою попу и дотащить её до самолёта в нужное время. А на месте тебя уже подхватят представители туристической фирмы и будут возить тебя повсюду, повторяя фразу: «Посмотрите направо, посмотрите налево!». Но, по-видимому, даже эти минимальные телодвижения являются для моей начальницы непосильными, потому что Воронова любит кичиться тем, что никогда не была за границей и у неё никогда не было заграничного паспорта. Нашла чем бравировать! В наше время люди стараются скрыть этот факт, а она, наоборот, выставляет свою лень напоказ! Но если это её выбор, так зачем же мне завидовать? Не понимаю. И, наверное, никогда не пойму.

И я решила не отказываться от своих планов. И поскольку теперь Воронова ни за что не отпустит меня в поездку 30 декабря, я решила отправиться в круиз по Рейну в другие дни. А именно с 3 по 10 января. А отпуск буду оформлять именно 30 декабря, когда Воронова будет дома бока отлёживать. Подойду к Макарову и объясню ему всю ситуацию. Надеюсь, он мне не откажет, хотя и несомненно отчитает за то, что я прыгаю через голову своего непосредственного начальника.

Впрочем, от Вороновой мне тоже достанется. Но это будет потом, когда я вернусь из круиза, и мне будет уже всё равно, что она думает по этому поводу.

Глава 41 о том, как потоп в квартире может помочь матери выполнить свои родительские обязанности перед сыном

В последнее время меня начало грызть непреодолимое чувство вины перед сыном. Ведь за всё время, пока он ходил в детский сад, я ни разу не была у него на утренниках. Я не видела ни одного его выступления и не разделила с ним радость детского праздника. Особенно мне было стыдно за своё отсутствие на празднике, посвящённом Международному женскому дню, когда все дети танцевали со своими мамами.

– И только я танцевал вместе с Максимом, потому что его мама тоже не пришла, – заключил своё повествование сын, и моё сердце сжалось от боли.

Какая же я мать, если по моей вине ребёнок должен испытывать неловкость вместо радости, как остальные дети!

И тогда я пообещала сыну:

– Сынок, в следующий раз я обязательно приду к тебе на праздник. Во что бы то ни стало. Обещаю тебе.

И я была полна решимости сдержать своё слово, но только сделать это было совсем непросто. Ведь все предыдущие утренники я игнорировала не потому, что мне было наплевать на собственного ребёнка. Я совершенно искренне пыталась на них попасть, но меня просто не отпускали. Особенно тяжело стало при Вороновой, которая не отпускала меня не только на детские утренники, но и на родительские собрания ни к дочери в школу, ни к сыну в детский сад. Что, впрочем, совершенно не мешало ей посещать все детские утренники своей дочери и ходить на все родительские собрания, а также отпускать других сотрудников нашего отдела, имеющих детей, на эти мероприятия. Щипачёва, к примеру, она даже отпускала на свидания с девушками. Мне же Воронова всегда отвечала одно и то же:

– А работу твою кто в это время делать будет?

– Я! Кто же ещё? – всегда говорила я в ответ. – Приеду после утренника и всё сделаю! А если понадобится, то я готова даже задержаться после окончания рабочего дня, чтобы всё доделать.

– Тебе и без того придётся задержаться после шести, – отвечала Воронова, – потому что у меня для тебя есть новые документы. Поэтому отправляйся на своё рабочее место и продолжай работать, пока не получила взыскание за халатное отношение к своим должностным обязанностям.

И я возвращалась за компьютер и продолжала отвечать на многочисленные письма, составлять конкурсную документацию, готовить отчёты, пытаясь этой бесполезной и рутинной работой заглушить в себе чувство вины перед сыном. И мне это удавалось до тех пор, пока мой ребёнок не рассказал мне о танце с другим мальчиком на празднике, посвящённом 8 Марта.

И вот приближался Новый год и очередной утренник в детском саду. Каждый день я мысленно готовила пламенную речь, которая была призвана убедить Воронову проявить человечность и отпустить меня на праздник к сыну.

Я дотянула до последнего дня, надеясь на какое-нибудь чудо, которое помогло бы мне в этой ситуации. Например, Воронова могла бы уйти на больничный или уехать в командировку, и тогда мне было бы несложно отпроситься у Миронова, который всегда лояльно относился к решению подобных вопросов.