Привет от Вернера

Но мы строили не башню. Мы строили такой эскимосский дом, в котором на Севере эскимосы живут, – я в книге видел. В таком доме даже тепло, даром что он из снега. Гизи тоже слышала про эскимосские дома. Оказывается, эскимосы в Германии известны.

Гизи сказала, что мы будем два эскимоса: муж и жена. Только это секрет. Чтоб никто не знал. И я согласился. Мы стали быстро строить. Работы хватало! Гизи обрабатывала стены и крышу, а я в сугроб вкапывался. Чтоб можно было влезать. А то что это за дом, если в него нельзя влезать!

Ляпкин сошел со своих лыж, взял их под мышку и подошел к нам – смотреть, как мы строим. Он смотрел и сопел.

– Я тоже хочу делать дом, – сказал вдруг Ляпкин.

– Ты не сможешь! – возразил я. – И у тебя лопаты нет!

– Я буду лыжей копать!

– Не сможешь ты лыжей копать!

И Ляпкин стал совсем грустный.

Я объяснил Гизи, чего он хочет, и Гизи сказала:

– Пусть!

Пусть он будет наш сын. И копает с нами. У эскимосов дети всегда с родителями копают.

Я не очень хотел, чтоб он был наш сын, но уж ладно. Раз Гизи так хочет.

– Ты хочешь быть наш сын? – спросил я. – Тогда будешь копать!

– Хочу! – повеселел Ляпкин.

– Ты должен ее звать «мутти», а меня «фати» – это по-немецки, – сказал я. – Потому мы твои мать и отец!

– Ладно, – сказал Ляпкин.

– Скажи: «Ладно, фати».

И Ляпкин сказал:

– Ладно, фати.

И я ему дал свою лопату, чтобы он снег отгребал. Сам я лыжей вкапывался внутрь дома. А Гизи стала окна прокапывать. Работа у нас пошла быстро. Замечательно пошла работа! Только кончилась она не замечательно, вот что. Но это все сын был виноват. Недаром я не хотел его в сыновья брать.

Скоро дом был готов. Круглый дом с двумя окнами. И с трубой! Трубу, конечно, я сделал. А Гизи сделала окна. А Ляпкин снег отгребал, а потом стены обтесывал. А потом мы с Гизи туда залезли. А для Ляпкина места не хватило. Но ведь это не страшно, правда? Сын ведь может и на улице погулять. Ему полезно. Я ему так и сказал. Я сказал, что завтра мы дом расширим, и тогда он сможет в нем сидеть сколько хочет. А он хотел сейчас залезть в дом.

– Я хочу сейчас залезть! – сказал он.

– Ты же сын и должен слушаться родителей! – сказал я.

– Я хочу в дом! – захныкал Ляпкин.

– Скажи: «Фати и мутти, я хочу домой!»

– Фати и мутти, я хочу домой! – захныкал Ляпкин.

– Погуляй немножко, сынок! – сказал я. – Тебе полезно воздухом подышать!

– Я не хочу дышать! – топнул ногой Ляпкин. – Хочу в дом! – и заплакал.

– Er ist ja mit einer Trane im Knopf loch! – сказала Гизи. (Это значит: «Он со слезой в петлице». Так говорят про человека, который сразу плачет.)

– Lass das Kind herein, Fati! – сказала Гизи.

– Ну ладно, ребеночек! – сказал я, вылезая. – Иди посиди немножко!

– Я не ребеночек! – сказал Ляпкин.

Он залез в дом и надулся, упершись головой в стенку.

– Ты не упирайся в стенку-то! – сказал я.

А он еще больше уперся!

– Что ты за сын такой непослушный! – сказал я. – Сломаешь стенку! Говорят тебе: нагнись!

– Я не сын! – сказал Ляпкин. – И стенка моя! Я делал стенку!

– Как – твоя? Это мы вместе делали – значит, общая!

– Нет, моя! – крикнул Ляпкин.

Он так уперся головой в стенку, что она рухнула! Весь дом рухнул! Ляпкин выскочил из сугроба весь в снегу и сразу побежал прочь. Побоялся, что я его стукну.

Я помог Гизи выбраться и отряхнул с нее снег. Ну, скажите: разве можно такого человека, как Ляпкин, в сыновья брать? Разве он может быть настоящим сыном? Не может! Мелкий собственник он, а не сын! Вот что! И я отшвырнул ногой его лыжу.

ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО ВОРОВСКОМУ

Я опять написал Воровскому. Потому что у нас был дома очень важный разговор. Об этом обязательно надо было написать Воровскому. Вот я ему и написал:

«Дорогой товарищ Воровский! Я должен тебе сказать, что скоро будет социализм. Социализм – это наша будущая жизнь. Так мне Вовка объяснил. Жалко, что ты умер и не сможешь в ней жить. Это будет очень хорошая жизнь. При социализме будут машины работать, сказал Вовка. Ну, и мы немножко, конечно, будем. То, что нам хочется. Рисовать, например, будем. И танцевать. И в кино ходить. И в театр. И рыбу все будем ловить. И все будут стихи писать. Все будут грамотные. И сытые – никаких карточек не будет. В магазинах будет всего полно – бери сколько хочешь. И мяса, и масла, и конфет, и пирожных. Но это не главное. Главное, что все будут друзья. Человек человеку будет не как волк. Все будут ко всем хорошо относиться. Друг другу помогать. И всем делиться. И никто ругаться не будет. Таких, как Ляпкин, тогда не будет. Чтобы вместе строить дом, а потом ломать. Хотя Ляпкин, конечно, не совсем виноват. Он просто глупый. И маленький. Мне его даже немножко жалко. Если он и дальше будет таким, его в социализм не пустят. Я ему сказал. А он говорит: «Ну, и пусть!» Дуралей какой-то! Где он будет жить, когда настанет социализм, я просто не знаю! Ну, пока! Юра».

РЫБИЙ ЖИР