Привязанность

— Это чертовски здорово — быть внутри тебя. Когда я там, мои мысли только о тебе.

Мои щеки вспыхнули, я слишком сосредоточилась на нашем соединении. Солнечные лучи пробивались сквозь мутные окна под потолком, и я впервые в жизни представила себе ребенка с зелеными глазами.

Как только мы перестали быть одним целым, я подняла голову к его плечу и прижалась к его обнаженной широкой груди. Поднеся кончики пальцев к поверхности, я бездумно начертила красочный водоворот. Когда я прижалась щекой к его коже, а он обнял меня за плечи, мои глаза снова увлажнились. Сморгнув слезы, я поняла, что, как и буквальное скопление на полу сарая, пыль моей прежней неуверенности осела, и буря прошла.

Наше будущее оставалось неясным, но прошлое обрело ясность.

Несмотря на неудобную поверхность, мои веки отяжелели, а дыхание выровнялось. Я не знаю, как долго мы оставались так, пока Кадер не зашевелился.

— Черт, — прорычал он, вскакивая с одеяла и потянулся за своими синими джинсами.

— Что? — спросила я, дезориентированность затуманила мои мысли, и я снова была загипнотизирована его прекрасными цветами.

— Оставайся здесь. Я что-то слышал. Наверное, это Джек.

Глава 8

В прошлом сержант Первого класса Пирс

Лет пять назад в неизвестном месте, с расправленными плечами и сцепленными за спиной руками, я смотрел в глаза своему командиру. Я был с ним и с этой командой с тех пор, как меня освободили от лечения. Он знал меня так же хорошо, как я себя. Мой тон был уверенным.

— С меня хватит.

Эту речь из трех слов я отрабатывал в своей голове в течение последних трех месяцев. С каждым заданием, с каждым успехом и каждой неудачей я возвращался на нашу базу. Моя команда вернулась, и, хотя результаты были не всегда стабильны, наши личности оставались в безопасности, а на наше выживание никто не посягал.

Мой командир, Клифтон Джексон, наклонился вперед, положив локти на большой металлический стол, его серая футболка с длинными рукавами была задрана до локтей. Хотя его камуфляж был спрятан под столом, он был идентичен тому, что носил я, который носили мы все. В нашем подразделении не было парадных мундиров, украшенных лентами и булавками, обозначающими наш ранг или достижения.

Мы больше не были армией, флотом, военно-воздушными силами или морской пехотой. Наша команда была частью чего-то большего, чего-то более важного. Команды составляли элитное подразделение высококвалифицированных людей, которые больше не имели индивидуальности. Мы отказались от всего этого, когда отдали свои жизни — когда их у нас отняли.

Суверенный орден был подрывным подразделением разведывательного управления, которое было выше пышности и индивидуальных почестей. Ничто из того, что мы делали, не концентрировалось на одном. Все было для общего целого.

Мы стремились к улучшению страны, республики и демократии. Речь шла не об одной политической партии или одном лидере. Орден существовал для того, чтобы все и всё могли. Мы делали все необходимое, когда это требовалось. Заголовки газет просто забывали упомянуть об истинных героях. Мы работали под прикрытием, выполняя задания серых кардиналов, наших командиров, настолько скрытно, что те, кто думал, что контролирует ситуацию в мире, даже не подозревали о нашем существовании.

Суверенный Орден не был чем-то новым.

Созданная до Второй мировой войны, эта неизвестная фракция разведывательного сообщества выдержала почти столетие президентов, генералов и политической борьбы. Она возобладала, несмотря на беспорядки как внутри, так и за пределами наших границ. Мало кто знал о существовании Ордена, именно это и способствовало его такому долгому существованию, именно такая скрытность позволяла нам выполнять свою миссию.

Командир Джексон вздернул подбородок.

— Это так не работает, Пирс. Я думал, мы уже прошли это.

— С меня хватит.

— Перерыв, — сказал он, вставая и обходя стол.

Будучи на несколько дюймов ниже меня он остановился, скрестил руки на груди и сел на край металлического стола. Годы службы были видны в морщинах на его лице, мелких морщинках возле глаз и губ, а также в седеющих волосах. Красные кровеносные сосуды, разбрызганные по всему его лицу, были единственными признаками его скрытой зависимости. Водка успокаивала нервы. По большей части это был ликер без запаха — идеальный порок, чтобы спрятаться на виду. Употребление его в небольших количествах в течение дня и ночи позволяло крови поддерживать низкий, ровный пульс. Единственными людьми, которые могли свидетельствовать против него, были официально умершими.

Мертвые ничего не рассказывают.

Маленькая табличка с этой надписью была прикреплена к доске объявлений за его столом. Это было не очень тонкое напоминание всем нам, что, хотя наши таланты востребованы, наших мнений как будто не существовало.

Я отрицательно покачал головой.

— Я пришел к вам из уважения, а не за разрешением. С меня хватит. Я могу исчезнуть сам или рассказать вам о своих планах.

— Мейсона Пирса не существует. Ты не можешь завести дебетовую карту, купить дом, машину или гребаный шоколадный батончик.