Привязанность

Они вместе сидели рядом с отцом — Мэрианн ни словом не обмолвилась о его неоднородной бороде, предположительно потому, что сочла это делом его собственных рук, — пока его усталость не стала бросаться в глаза: нижние веки у него набрякли, влажные и с красными ободками, как у гончей. Поцеловав его, они вышли из здания, чтобы Мэрианн могла покурить. Еще один приятный сюрприз — в кои-то веки она не скрывала этого от Джин, чтобы выглядеть более безупречной.

Ее сестра сбросила в весе, но отнюдь не убавила в уме. Она спросила, добрался ли до нее Ларри. Сидя на ступеньках, Джин вдруг вспомнила, что Ларри знаком с Дугом Майклтуэйтом, адвокатом, мужем Мэрианн, и все это показалось ей настолько обещающим, что она упустила из виду простую вещь: по сравнению с интенсивной терапией обещающим является решительно все.

— Как ты насчет того, что пообедать сегодня вечером `a quatre[81]? — импульсивно спросила Джин. Даже сама эта фраза дарует какое-то праздничное настроение, подумала она. — Или, может, нам следует включить и маму — если нам удастся убедить ее выйти.

Джин испытывала подъем из-за беспокойной праздности и обнаружившейся возможности дружбы с сестрой, почти не смея уже помыслить о шансе увидеть Ларри, причем в безопасности, обеспечиваемой семейным сбором.

Они позвонили Дугу, а тот связался с Ларри: об обеде договорились. А потом Мэрианн, выглядевшая совсем не по-матерински в своих тесных линялых клешах, начала хихикать. Джин понимала, что отчасти это порождалось нервным напряжением из-за тревоги о папе, но все же думала, уж не завела ли ее обычно мрачная сестра романа — как еще объяснить эту перемену настроения, очертаний и стиля, эту эльфову прическу, эти радующие глаз брюки в обтяжку, с талией ниже пояса?

— Что такое?

— Сама не знаю, почему об этом думаю, — ответила Мэрианн, ожидая дальнейших умоляющих расспросов.

— Валяй, рассказывай — что это тебя так рассмешило?

— Ну, помнишь тот вибратор, который ты заставила меня украсть?

— И что?

Джин не заставляла ее что-либо красть, хотя было бы правдой сказать, что она поощряла ее к этому. Для доступа в один из клубов, в которые ходила Джин, она, ко всему прочему, потребовала, чтобы Мэрианн «достала» журнал «Плэйбой», а затем сунула его в карман плаща Дезмонда, швейцара. И однажды, да, в безумном приступе властности, она поставила условием еще и вибратор. Когда же Мэрианн непостижимым образом предоставила ей эту штуковину — из пластика цвета слоновой кости и с фут длиной, — то Джин выказала раздражение этакой мачехи. Она не примет этот «инструмент для массажа» — так четко значилось на упаковке, на что она и указала, — и это стало их последним совместным походом в клуб.

— Знаешь — в тот раз, когда ты отказалась признать мой самый сказочный подвиг? Что ж, ты была права. В каком-то смысле.

— Как это понимать — я была права? — Джин действительно хотела это узнать.

— Я его не крала.

— Что? Но я ведь помню. Как сейчас. Он был примерно такой длины.

Джин распростерла напряженные руки, разведя их между собой на ярд. И вскоре они зашлись в конвульсиях — от напряжения, ужаса и ностальгии, прерывисто хватая ртами воздух, они хохотали, и Мэрианн время от времени издавала что-то вроде хрюканья, охваченная новым приступом пронзительного смеха. Нет, точно, у нее роман, подумала Джин, приходя в себя. А эти новые трели по нраву ее любовнику — они, вероятно, являются эхом его собственного смеха. Другие курящие глядели на них и улыбались: на больничной лестнице подобное расположение духа обычным отнюдь не было.

— Нет, я его не крала. Ты разве никогда не замечала, что их держали на стене за прилавком, вместе с этими презервативами с закрученной по спирали дугой, гофрированными, со вкусом шоколада, — таких теперь не увидишь.

— Слушай, а ведь ты права. Странно, что их не осталось, а?

Мэрианн сражалась со смехом, чтобы продолжить свой рассказ.

— Я его купила! — сказала она с торжеством в голосе.

— В самом деле?

— Да — я сказала тому чуваку, помнишь того старикана из лавки Дрейка, ну, того, с моржовыми усищами?

— Конечно. Мистер Дрейк.

— В общем, я сказала, что это для моего отца.

Обе сестры взвизгнули.

— Сказала мистеру Дрейку, что у папы разболелась спина из-за тенниса и что ему нужен инструмент для массажа.

— Поверить не могу, чтобы тебе хватило наглости на этакое, — сказала Джин, успокаиваясь из-за восхищения и припоминая трезвый, под стать дедовскому, облик мистера Дрейка. — Что он сказал?

— Глазел на меня целую вечность, как будто не знал, что делать, а потом наконец повернулся, снял его со стены и протянул мне. Сказал… что он не подлежит рефинансированию.

У обеих, поскольку пытались сохранить самообладание, стали вырываться сдавленные фырки.

— Так что же ты все-таки сделала с этой штуковиной?