Привяжи меня! (ЛП)

Сойер обернулся так резко, что Стерлинг замешкался на секунду, прежде чем подойти к нему. Он остановился в нескольких шагах от Сойера, ища на лице мужчины хоть какие-нибудь признаки понимания того, что он сейчас чувствует. Сойер должен был знать, что с ним происходило, пока он наблюдал за этой сессией, должен был чувствовать, что Стерлинг возбужден до такой степени, что это, черт возьми, приносило физическую боль.

– Сейчас, – отрывисто сказал Сойер взбешенным голосом, – не лучшее время, чтобы раздражать меня неловкими попытками добиться моего внимания. Я не оценю их, и если ты серьезно настроен стать кем-то большим, чем просто сторонним наблюдателем, то выбрал неверную тактику. – Он угрожающе сделал шаг вперед к Стерлингу. – Оставь меня в покое! – резко сказал он. – Сейчас же.

И впервые в жизни Стерлинг глубоко вздохнул и сделал то, что от него потребовали. Он ничего не ответил, не стал больше давить. Он опустил голову и посмотрел в сторону, заставляя себя расслабить плечи. Он полностью сознавал, какую картину представляет собой – с растрёпанными белокурыми волосами, смиренным взглядом и заметно возбужденным членом, – и мог лишь надеяться, что Сойеру нравится то, что он видит.

– Уже лучше, – бесстрастно заметил тот без злости в голосе, словно успокоенный демонстрацией покорности Стерлинга.

Стерлинг с надеждой вздохнул, ожидая…

А Сойер развернулся и ушел, исчезнув за углом прежде, чем Стерлинг смог найти слова, чтобы его остановить.

Глава Два

Оуэну не следовало садиться за руль в таком состоянии, но сейчас он просто хотел домой. Отбросив в сторону эмоции и сосредоточившись на дороге, он ехал по знакомым улицам между клубом и домом, крепко стискивая руль, чтобы не тряслись руки.

Кэрол и чертов мальчишка… конец и начало бок о бок, если бы только он захотел этого. Но хотел ли? Он не был уверен – и эта нерешительность тревожила его гораздо больше, чем неудача с Кэрол.

Он оставил свет включенным – от этого пустой дом казался уютным. Оуэн выбрался из машины и пошел по узкой неровной дорожке к входной двери. Вдоль дорожки росли низкие кусты лаванды – ее аромат растекался во влажном сентябрьском воздухе, - и розы – на некоторых колючих стеблях даже оставались еще лепестки. Этот дом, построенный в начале прошлого века, достался Оуэну от родителей, которые перебрались сюда, когда он уехал в колледж. Они практически построили его заново. Только сейчас, спустя три года с их гибели в автомобильной катастрофе, он начал чувствовать себя здесь как дома: у себя – не у них. Из-за этого, когда Оуэн перекрашивал отделанные ими стены и выбрасывал выбранную ими мебель, его мучило чувство вины.

Он вошел в прихожую, скинул туфли и стал медленно подниматься в спальню по деревянной резной лестнице. Эта комната стала первой, которую он сделал своей, не в силах вынести мысли о том, чтобы провести в постели родителей хотя бы одну ночь – из-за потрясения, вызванного их смертью, логика и здравый смысл оставили его. Он спал на диване всю неделю, что шел ремонт, просыпаясь помятым и больным каждое утро. Бледно-розовые стены и кремовый паркет, выбранные его матерью – Анной – были перекрашены и тщательным образом перестелены, так что комната с высокими потолками и длинными узкими окнами стала темно-зеленой с полами из каштана. На фоне глубоких традиционных цветов черный металлический каркас его высокой кровати мог бы смотреться вызывающе, но дизайн металлической конструкции был таким воздушным – простым, но интересным на вид, – что это спасало положение.

По крайней мере, так говорил продавец, а Оуэна больше интересовали двойные кроватные столбики, подымавшиеся на несколько футов над матрасом, и многочисленные места на раме, куда можно было бы пристегнуть наручники или протянуть веревки.

Он принял душ, старательно ни о чем не думая, и натянул изношенный, но теплый голубой халат, который был даже старше его футболки и шорт. Было еще рано – всего десять, - и он вернулся вниз, чтобы выпить. Бутылка «Лагавулин» была почти пуста, но, когда он вылил остатки в стакан, там оказалось даже больше, чем он обычно позволял себе на ночь.

Пожав плечами, он проглотил треть и устроился в широком низком кожаном кресле у камина. Благодаря современной системе отопления он редко разжигал в нем огонь, но иногда очень хотелось, чтобы жар камина разогнал холод, с которым не могли справиться ни горячий душ, ни виски.

У него не осталось причин откладывать размышления, поэтому Оуэн представил себе лицо Кэрол – таким, каким видел его в последний раз – исказившимся от боли и раскаяния. Испытывал ли он когда-нибудь к ней интерес? Нужно признать, что нет. Она красива – хотя для него это играло не столь важную роль – и очень чувствительна, но Боже, как же она скучна и предсказуема. Слишком многочисленные недостатки сводили на нет ее игру – недостатки, которые другие Домы простили бы ей за блестящий водопад волос, большие, умоляющие глаза и полные сочные губы.