Привяжи меня! (ЛП)

– Я не просто так сказал, что мы обойдемся без секса – по крайней мере, первое время, – спокойно произнес Оуэн. – И причина не в том, что я хочу смотреть на твои страдания, хотя, признаюсь, что, вероятно, буду немало этим наслаждаться. – Он погладил Стерлинга под подбородком. – Посмотри на меня, пожалуйста. Да, так лучше.

Стерлинг почувствовал, как вспыхнул, и ему становилось все жарче и жарче, пока он смотрел в лицо Оуэну.

– Думаю, мы продолжим нашу беседу сидя… или по крайней мере, так сделаю я.

Оуэн повернулся, подошел к своему креслу и сел, оставив Стерлинга в растерянности стоять посреди комнаты.

– Сядь на колени рядом со мной, – сказал Оуэн, приходя ему на помощь. – Колени вместе, руки за спину, лицом к камину.

Странно, как успокаивающе подействовало на Стерлинга выполнение приказа Оуэна, опускаясь на колени, он даже подумал, что где-то в глубине души всегда знал, что это именно то, что ему нужно. Он сел лицом к камину, как велел мужчина, сведя колени вместе и убрав руки за спину. Он не знал, должен ли сцепить пальцы, или нет, но затем вспомнил, как Кэрол скрещивала за спиной запястья, и сделал точно так же.

И стал ждать.

– Теперь ты выглядишь довольным, – заметил Оуэн, коснувшись волос Стерлинга – легко, лишь на секунду. – Хорошо. – Он откинулся на спинку кресла, положив руку на подлокотник, и, подперев подбородок ладонью, задумчиво посмотрел на Стерлинга. – Я рад, что ты достаточно доверяешь мне, чтобы поговорить об этом, и мне определенно нужно знать, о чем ты думаешь, но я все еще задаюсь вопросом, что сделал такого, что… вызвало подобную реакцию. Или ты не поверил мне, когда я сказал, что не собираюсь заниматься с тобой сексом?

Стерлинг не стал спешить с ответом, потому что вопрос был задан не один, и он не хотел все испортить.

– Я поверил. Почти. Просто… когда вы встали у меня за спиной, мне вдруг пришло в голову, что вы этого захотите. Со временем. А я не могу. Я бы сделал это, если бы мог. Ради вас. Но не думаю, что смогу. – Слова обжигали горло, горели во рту словно языки пламени в камине, но Стерлинг почувствовал облегчение, как только их произнес.

– Я наслаждаюсь этим, – сказал Оуэн и улыбнулся. – Активной ролью. Но это далеко не единственная вещь, приносящая мне удовольствие… Господи, нет. – Он наклонился вперед и снова ласково провел подушечкой пальца по губам Стерлинга, очерчивая их контур, и давая понять Стерлингу, что еще ему нравится. – Да. Конечно, – продолжил он, в его глазах загорелся веселый блеск, когда Стерлинг чуть приоткрыл губы. – Еще я люблю делать минет… во всяком случае, при определенных обстоятельствах.

Стерлингу очень хотелось спросить при каких, но Оуэн не дал ему такой возможности.

– Итак, расскажи мне, что ты любишь делать сам и что ты любишь, чтобы делали с тобой.

У него было достаточно парней, чтобы знать, что большинство из них любит, и многие любили пошлые разговоры, поэтому он научился говорить о таких вещах, не краснея и не чувствуя стыда. И все же сейчас все было по-другому, поэтому Стерлинг аккуратно подбирал слова.

– Я люблю минеты. И делать, и получать. Я люблю… эм… Заниматься сексом. Но быть сверху. – Он покраснел при этих словах, но все равно заставил себя смотреть в лицо Оуэну. – Римминг. Я люблю римминг. Делать кому-то другому, но не чтобы делали мне. – Боже, такое ощущение, словно он сейчас уже совсем пунцовый.

– И мы опять возвращаемся к тому, что твоя задница – запретная зона, – сказал Оуэн, что не помогло Стерлингу успокоиться, хотя в голосе мужчины не было сарказма, только любопытство. – Если ты снизу, секс может причинять боль, особенно если тот, с кем ты спишь, не подготовил тебя, но римминг… Что если ты сам будешь с собой это делать? Когда ты дрочишь, то засовываешь в себя игрушки или пальцы, чтобы кончить? – Оуэн вздохнул, когда Стерлинг попытался выдавить из себя членораздельный ответ, а не сдавленный всхлип. – И перестань делать такое лицо, словно сейчас от смущения растечешься лужицей. Я буду задавать тебе много подобных вопросов, так что, будь добр, привыкай.

– Ничего не могу с собой поделать, – пробормотал Стерлинг. Ему очень хотелось уткнуться лбом в колени Оуэна или чтобы Оуэн прикоснулся к его волосам, или… что-нибудь еще. Что угодно. Это без преувеличения был самый тяжелый разговор за всю его жизнь, даже если считать тот, когда Стерлинг признался матери, что он гей. Но Оуэн ждал ответа.

– Я просто… нет. Я не трогаю себя там. Дело не в том… то есть, я не думаю, что это отвратительно или что-то подобное. Я сам люблю трогать парней там…. Мне даже нравится ласкать там языком. И… засовывать его внутрь. – Он сглотнул, пытаясь хоть немного смочить пересохшее горло, и весь поджался, ссутулившись, насколько только позволяла его поза. – Первый парень, с которым я был, пытался… Трахнуть меня. Но не смог.