Его руки дрожали, когда он наблюдал за тем, как Сойер начал расстегивать блузку Кэрол, пуговицу за пуговицей, неторопливо и небрежно, словно у него было полно времени, да и вообще его не особенно интересовало происходящее. Но Стерлинг знал, что это – часть игры. Глаза Кэрол – широко раскрытые, влажные и темные – почти всегда были опущены, но время от времени она бросала взгляд на лицо Сойера, будто что-то пытаясь в нем разглядеть.
Все разговоры стихли, и в тишине раздавались лишь одобрительные перешептывания. Музыку постепенно приглушили, так что Стерлинг даже не мог сказать точно, когда перестал различать ее сквозь гул в ушах. Но он все же услышал тихий, сдавленный звук, вырвавшийся у Кэрол, когда Сойер стянул блузку вниз и обмотал ее вокруг связанных запястий женщины; он ясно расслышал его, и с губ Стерлинга сорвался ответный стон, который, как он наделся, остался незамеченным в прокатившемся по залу шепоте.
Маленькая округлая грудь Кэрол была стянута белым кружевом и шелком, изящно-женственным и ничего не скрывающим, но Сойер все равно снял лифчик, ловко щелкнув застежкой между грудей. Бретелек не было, и кружево упало на пол позади Кэрол – светлые брызги на темном дереве. На женщине были костюмные брюки, но стопы были босыми – это несоответствие било по глазам и сбивало с толку. Она не была похожа ни на одного из присутствующих в зале; полностью одетой, с уложенными в пучок волосами ее можно было бы принять за топ-менеджера или адвоката. Полуобнаженная, на полу, с учащенным и сбившимся дыханием, замедлившимся, когда по ее плечам провели кожаными хвостами плети – единственная полученная ею ласка, – она выглядела как воплощенная мечта.
Не просто чья-то мечта, а, должно быть, ее собственная – или Сойера, который, возможно, интересуется только женщинами?
Стерлинг смотрел на Кэрол и завидовал – хоть и без ревности – тому, что с ней сейчас произойдет, и тому, как приковано к ней внимание Сойера.
Хотя он не отводил взгляда от ее обнаженной груди, темно-розовых сосков, физического влечения Стерлинг к ней не испытывал – его никогда не привлекали женщины, – но в этот момент он был заворожен происходящим и почти представлял, что чувствовал бы, если бы это было не так.
– Что думаешь об этом? – приглушенным голосом спросил Алекс, наклонившись к нему.
По телу Стерлинга пробежала дрожь, волоски на руках и шее встали дыбом.
– Как… – дыхание перехватило, и ему пришлось начинать снова: – Как далеко он зайдет?
– Так далеко, насколько она разрешила ему, – ответил Алекс. – Он может обойтись с ней помягче, если решит, что она больше не выдержит, но никогда не перегнет палку.
– Я имею в виду, будет ли он… здесь, прямо перед всеми… – Он судорожно сглотнул, когда взлетевшая в воздух плеть опустилась на прогнутую подставленную для ее поцелуя спину, ответив тем самым на его вопрос.
Сначала посмотрев на спокойное лицо Кэрол – с каждым ударом плети женщина крепко зажмуривалась и уже начала тяжело дышать, – теперь Стрелинг не сводил глаз с Сойера.
Он видел такую же напряженную сосредоточенность на его занятиях; Сойер полностью погружался в разговор или чтение, если это его интересовало. Но тут все было иначе – Стерлинг был точно уверен в том, что Сойер не возбуждался от разговоров о символизме и Сильвии Плат, и его худощавое, мужественное лицо не покрывал румянец.
– Боже, – выдохнул Стрелинг.
Он явственно видел возбуждение Сойера – налитой член был чётко различим под защитного цвета брюками, возможно, теми же самыми, что профессор носил, когда преподавал литературу у него на первом курсе. У Стерлинга бы встал только от одной этой мысли, если бы он уже не был возбужден – а он был. Член дернулся, стянутый джинсами так, словно они были на размер меньше.
Сойер снова взмахнул плетью, в этот раз резче – у Кэрол вырвался вздох, она вздрогнула, но не вскрикнула. Бледная кожа на спине покраснела. Боже, что бы он чувствовал сейчас, стоя там на коленях в ожидании удара плети? Зная о том, что плеть опустит именно Сойер.
Ладони Стерлинга вспотели. Он вытер их о брюки и сглотнул, задрожав всем телом.