Привяжи меня

— Я бы не соблазнился, — вздохнул Стерлинг. — Я серьезно — вы заботитесь обо мне. Вы ведь не позволили мне уговорить вас на то, на что, по-вашему, я не готов, верно?

— Верно, — согласился Оуэн. — Кирк тоже не позволил бы, между прочим, но он мог бы сам попытаться уговорить тебя на… то, чего ты не хочешь или к чему не готов. Я так не делаю. Если я когда-нибудь предложу тебе что-то, в чем ты не уверен, надеюсь, что ты будешь таким же дивно словоохотливым, как и всегда — и тут же мне все выскажешь.

«Дивно словоохотливым» было сказано с издевкой, так что Стерлинг сразу вспомнил, что, может, Оуэн и с пониманием отнесся к тому, что произошло, но лишь отчасти.

Оуэн завел мотор и выехал с парковки.

— Тебе любопытно, какое наказание полагается за встревание в разговор. — Это был не вопрос; Оуэн знал его достаточно, чтобы понимать, о чем именно думает сейчас Стерлинг: внутри все сжималось от страха и возбуждения. Обычно Оуэн старался убедиться, чтобы в настоящем наказании присутствовал элемент, который бы пришелся Стерлингу не по душе, но нельзя отрицать тот факт, что Стерлингу нравилось, когда его учили дисциплине, а Оуэну — его наказывать.

— Да, Оуэн. — «Любопытно» — не то слово.

— Что ж, не волнуйся. Очень скоро ты все узнаешь.

Конечно, этого хватило, чтобы заставить его сидеть как на иголках весь оставшийся путь, но, слава богу, было уже довольно поздно и на дорогах почти не осталось машин, так что они добрались до дома Оуэна очень быстро. Подъездная дорожка и крыльцо были завалены результатами их дневной работы; Стерлинг виновато подумал, что ему стоило бы складывать вещи поаккуратнее. Дому явно не хватало того, что домашние телешоу называли семейным очарованием… правда, едва ли Оуэн собирался продавать свой коттедж.

— Заходи, — приказал Оуэн. — Ты знаешь, что делать.

Да, Стерлинг знал. Раздевшись, он опустился на колени у любимого кресла Оуэна и стал ждать, когда узнает, каким будет наказание.

— Хочешь еще что-нибудь сказать мне о том, что случилось в клубе? — спросил Оуэн, усаживаясь в кресле.

— Нет, — нерешительно произнес Стерлинг. — Вы ведь все и так знаете, а я уже извинился. Я не о том, что вы не должны… эээ… делать что-то с тем, что я заговорил без разрешения, потому что я знаю, что вы должны, но я хочу, чтобы вы знали, что мне жаль, и…

— Хватит, — прервал Оуэн, и Стерлинг закрыл рот, не закончив следующего слова. — Хорошо. Я запрещаю тебе говорить до утра. Совсем. Твое стоп-слово на время наказания мы заменим жестом; если по какой-либо причине тебе понадобится тайм-аут или срочно домой, можешь сказать мне об этом, сев на колени и сцепив пальцы на затылке. Сделай это сейчас, пожалуйста, чтобы показать, что все понял.

Стерлинг замер на мгновение, потом положил обе ладони на затылок и сплел пальцы. Подняв голову, он посмотрел на Оуэна, надеясь, что тот видит, как ему жаль и что он доверяет ему и сделает все, что ему скажут.

— Очень хорошо. — Оуэн провел пальцами по волосам Стерлинга и отвернулся. — Подожди. Не двигайся.

Размышляя о том, какой козырь прячет в рукаве Оуэн — да, он все еще слишком много думал, но ничего не мог с собой поделать, — Стерлинг ждал, пока Оуэн не вернулся с черным резиновым круглым кляпом на ремешках. Он видел такие раньше, но Оуэн никогда не вставлял ему кляп, и при этой мысли рот наполнился слюной, а член стал еще тверже.

— Открой рот, — сказал Оуэн, и Стерлинг послушно подчинился.

Сжимать зубами резиновый шарик было странно; он не давал закрыть рот, натягивая губы. Стерлинг несколько раз неловко сглотнул, пока Оуэн застегивал ремешки у него на шее. Стерлингу пришлось опустить руки, чтобы не мешать ему, поэтому он завел руки за спину — как обычно.

— Он будет на месте ровно час, — непринужденно бросил Оуэн. — Во-первых, чтобы закрепить урок, но большей частью — потому что мне нравится, как ты с ним смотришься. Твой рот — это часть тела, которую я еще особо не напрягал, но, думаю, это изменится, потому что ты просто не представляешь, как выглядишь сейчас; твои губы обхватывают кляп, а глаза умоляют о прикосновении. И ты его получишь.

Хотелось облизнуть пересохшие губы, так много сказать Оуэну… а еще очень хотелось пить, но это могло подождать. Он знал, что, как только истечет час, Оуэн разрешит ему попить, сам держа бутылку у его губ, если к тому моменту у Стерлинга будут связаны руки. Ему не нужны были слова, чтобы сказать Оуэну, если ему понадобится, например, в туалет — для этого он всегда мог нарушить позицию без разрешения, хотя и старался по возможности не прерывать Оуэна.

Тот наклонился в кресле, не сводя взгляда с лица Стерлинга, словно не мог отвести глаз.

— Завтра я обязательно спрошу, какие ощущения это вызывает, но сейчас я и сам вижу, насколько это тебя заводит. — Оуэн провел босой ногой по бедру Стерлинга, задев пальцами подобравшиеся яички. Наверное, ему следовало бы как-то выразить протест, отпрянуть, но Стерлинг услышал свой беспомощный стон. — Раздвинь ноги шире. Я хочу видеть, как сильно тебе нравится это наказание.