— Я знаю, когда ты в тридцати секундах от того, чтобы воспользоваться стоп-словом, и знаю, когда ты вот-вот кончишь. Я также знаю, когда ты пытаешься обмануть меня, говоря, что якобы перешерстил уйму литературы для работы над эссе, когда нам обоим известно, что ты лишь пролистал книги по верхам, чтобы провести побольше времени со мной. Но я не знаю, сколько времени нужно, чтобы исчезла новизна ощущений от того, что тебя шлепают по заднице. Может быть, это никогда не произойдет; на первый взгляд, ты саб от природы — немного настырный, но не для меня. Однако я не раз видел, как люди уходят из Темы; влюбляются в кого-то, кого шокировало бы, если бы его попросили отшлепать кого-то или наоборот, а любовь важнее странных вкусов в сексе. Или после рождения ребенка, когда родители решают, что паддлы и наручники не стыкуются с памперсами и игрушечными мишками. — Он опер подушку на спинку кровати и сел. — Если ты хочешь сочетать сессии с обычным времяпровождением — и например, ходить куда-нибудь время от времени, это можно устроить, но, должен предупредить, это изменит положение вещей.
— Это было бы здорово, — с воодушевлением ответил Стерлинг. — Я был бы не против. То есть я не об изменении положения, но мне хотелось бы узнать вас получше. И вряд ли я когда-нибудь заведу детей… хотя может быть, вы хотите их? Я знаю, у вас были женщины… — Эта мысль явно встревожила его.
Оуэн фыркнул.
— Поверь мне, отца из меня не выйдет. На практике мне пришлось преподавать в начальной школе, и после шести месяцев вытирания сопливых носов, успокаивания нытиков и хулиганов и общения с маленькими принцессами, я решил, то мое счастье — обучать студентов. С детьми очень трудно работать, а я слишком эгоистичен, чтобы жертвовать жизнью ради кого-то еще — кого-то, кого я даже не знаю, кто может вырасти кем угодно. — Он вскинул брови. — Ты совсем не хочешь детей? В наше время нет ничего невозможного; в конце концов, есть и усыновление, и суррогатное материнство…
— Я никогда не думал об этом, — сказал Стерлинг. — Нет, дети мне нравятся, ну вы понимаете, чужие. Думаю, мама до сих пор ждет, что я исправлюсь и пойму, что вовсе не гей. Когда она узнает о БДСМ… повезет, если она не взорвется. — Похоже, он относился к этому куда более спокойно, чем думал Оуэн, как к чему-то неизбежному.
— Я никогда не рассказывал об этом родителям, — сказал он. — О, они знали, что я бисексуал, и… — Он нахмурился. — Не знаю, что они об этом думали, — признался он. — Я привел домой своего первого бойфренда после целой вереницы девушек, и родители спросили, не гей ли я, и я ответил, что нет, просто мне кажется, что этот парень очень сексуальный. После него у меня снова появилась девушка, и они просто перестали спрашивать. Ко всем моим партнерам они относились одинаково, и если им и хотелось, чтобы я исправился, они никогда об этом не упоминали. — Он пожал плечами и, повинуясь порыву, скользнул рукой в ладонь Стерлинга, обрадовавшись, когда в ответ тот слегка сжал его пальцы. — А когда я обзавелся квартирой, то перестал знакомить их со своими любовниками. Это стало слишком сложно и опасно. Они знали Майкла, но понятия не имели, чем мы с ним занимались вместе. Я старался делать так, чтобы они поменьше встречались. Он бы, конечно, снял ошейник, если бы я ему приказал, но нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как он вел себя рядом со мной. Я умею притворяться нормальным; Майкл — не хотел. Я завидую его самоуверенности, но я просто не мог пойти на это. — Он провел большим пальцем по костяшкам Стерлинга. — Ты, должно быть, очень близок с матерью, если думаешь о том, чтобы рассказать ей об этом?
Ему вдруг подумалось, что рассерженная родительница может броситься в университет, требуя, чтобы учителя, совратившего ее сына, уволили, но мысль о том, чтобы попросить Стерлинга не упоминать его имени показалась ему глупой. Оуэн не афишировал свою личную жизнь, но не стыдился ее, и тут он чувствовал себя не вправе диктовать Стерлингу, что делать.
Даже если ему грозит увольнение.
— Пожалуй, — согласился Стерлинг. — Да, мы довольно близки. Ей я первой рассказал, что гей, и именно она посоветовала мне не говорить отцу. По крайней мере в лоб ему я так ничего и не сказал… но я никогда не ходил на свидания или школьные дискотеки, не обсуждал девушек, чтобы сбить его с толку. Я все время говорил о своих друзьях, и судя по тому, как отец на меня смотрел, ему это не нравилось, хоть он и не говорил. — Его губы дрогнули. — Но, конечно, он никогда не забывал говорить мне о другом.
— О чем именно? — спросил Оуэн.
Вздохнув, Стерлинг опустил голову и коснулся губами широкой костяшки большого пальца Оуэна.