Привидение-стажер

— Не что, а кто. Ты смотреть под… ноги не пробовал?

— Так и заикой можно оставить! Я думал, ты еще не вернулась.

Хм, можно ли подобное разгильдяйство отнести к омерзительным душевным качествам? Вот вопрос…

Но, как бы там ни было, после этого инцидента, я окончательно облюбовала для себя верхнюю часть жилого пространства. Особенно меня покорил высокий, почти до потолка, стеллаж с книгами напротив окна.

Вообще-то сама я никогда не страдала особой страстью к собиранию книжек, да и Ларочка книги, как источник пыли, не особенно жаловала, но к домашним библиотекам «в принципе» я относилась с уважением. Это искусство казалось мне сродни обустройству аквариума. Рукотворный замкнутый мир в миниатюре. Который, как ни банально это звучит, может много поведать о своем владельце. Неприхотливые гуппи и меченосцы школьной программы, эффектные, но стандартные гурами и скалярии современной литературы, стыдливо замаскированные зарослями «золотой» классики гроты детективов, откормленные экземпляры собраний сочинений, и гордость истинного библиофила старой школы, — экзотические рыбки редких изданий. Правда с моей стороны все ограничивалось теорией, и я лишь с удовольствием рассматривала чужие эксперименты, а сама пускала все на самотек.

По части классики мне за глаза хватало университетской программы, да и находились часто дела интереснее. А в выборе для души мне был не чужд снобизм. Я регулярно покупалась на пышные фразы «прорыв десятилетия», «вновь обретенное сокровище слога», «эпохальное произведение», «новый Стерн». Моментально разочаровывалась, спешно избавлялась от красиво сервированной макулатуры, но не проходило и недели, как снова попадала в очередную рекламную паутину. И так без конца. К тому же, тому немногому, что получало у меня постоянную «прописку» категорически не сиделось на полках. На факультете было принято обмениваться новинками и поэтому мои книги находились в бесконечном странствии по однокурсникам, а у меня квартировались чужие.

Но даже если бы каким-то чудом мне бы удалось собрать свою библиотеку под одной крышей, все равно, до Жениной ей было явно далеко. Это был уже не аквариум, а почти аквапарк. Вот только ассортимент при всей своей широте был странный до крайности. Пруст у него мирно уживался с Фраем, Плутарх с Пелевиным, а Лукьяненко с Мураками. И тут же Туве Янссон и Поланник до кучи.

— А где же тогда трехтомник Пушкина и двухтомник Лермонтова?

— Классическую классику? Еще чего! Столько этого наелся в институте, что тащить все это к себе в дом, ну уж нет, увольте. А если внезапно захочется «высокого», пожалуйста — Интернет работает круглосуточно.

— Но тогда зачем все остальное? Ведь всегда можно залезть в Интернет.

— А это — для души. Не знаю, я, конечно, не отношусь к тем ретроградам, которые считают компьютер продвинутой печатной машинкой (на самом деле это еще видик и игровая приставка). Но все равно чтение с монитора для меня отдает чем-то сомнительным, вроде секса по телефону.

— Фривольно, но образно, ничего не скажешь.

— Нравиться? Это я только что придумал. Дарю. Все равно для работы вряд ли пригодиться. Хотя я всего на всего имел в виду, что все эти килобайты и пиксели никогда не заменят «живую» книжку. Они воспринимаются исключительно как чистая информация. А ведь это далеко не самое главное. Настоящая книга это особое настроение, атмосфера, состояние души, наконец.

На улице, к примеру, серость и слякоть, а настроение такое, что впору только выть на луну. Но можно задернуть шторы, включить все лампочки в доме, так что бы от них стало даже жарко, и, взяв в руки книжку, устроиться в кресле, а еще лучше, забраться в постель. И вот ты уже находишься на другом краю земли или вообще галактики и тебе совершенно наплевать, что там такое за окном происходит, а луна совершенно не вдохновляет на вокальные упражнения. Главное, правильно выбрать книгу, такую, что бы из рук выпускать не хотелось, даже когда незаметно между строк соскальзываешь в сон…

В этом месте Женя внезапно прервал восторженный панегирик печатному слову, заметив:

— Вот, черт, действительно образно вышло.

— Не то слово. Ты еще забыл упомянуть яркую суперобложку. А толстые или тонкие?

— А еще меня обвиняешь в фривольности! Если интересная, то размер значения не имеет. И хватит хихикать.

— Все-все. Больше не буду. Нет, правда, как ты их выбираешь?

— Книги? — все еще подозрительно спросил Женька

— Да книги, книги, успокойся. Подробности своей личной жизни можешь смело оставить при себе.

— Ты только не смейся, но, действительно, по обложке. Да-да, нравится или не нравится оформление. При том количестве чтива, которое издается сейчас, мой способ ничем не хуже любого другого. А то, если верить рецензиям, каждый первый фолиант — конкурент «Войне и миру». - камень в мой огород.

— Кстати, «Война и мир» тоже, так себе, честно говоря.

— Да ты просто какой-то литературный анархист!

— Нигилист, ты хотела сказать. А ты можно подумать, Толстого каждый сезон перечитываешь, и те места, где описания природы или по-французски написано, не пропускаешь?