Привидение в кроссовках

Мы обошли дом и стали подниматься по довольно чистой лестнице. Моя спутница явно была очень пожилой, но пролеты до третьего этажа она преодолела легко, не останавливаясь для отдыха.

– Вот, дорогуша, мы у цели, – сообщила Татьяна Борисовна и вставила длинный ключ в замочную скважину, – входите, входите.

Я шагнула внутрь и оказалась в девятнадцатом веке. В огромной, просто бесконечной, прихожей стояла темная дубовая вешалка с латунными крючками, рядом висело старое, потемневшее зеркало в вычурной раме, с двух сторон от него красовались бронзовые подсвечники. Я наклонилась и стала расстегивать ботиночки.

– Не надо, – махнула рукой Татьяна Борисовна, – терпеть не могу, ко­гда гости разуваются.

Промолвив пос­леднюю фразу, она щелкнула выключателем, под потолком ярко вспыхнула люстра, и я ахнула:

– Какой паркет! Просто произведение искусства. Нет, я не могу шагать по нему в обуви!

– Ерунда, – отмахнулась хозяйка, – если бы вы видели, какие полы были на втором этаже, там, где сейчас магазин! Мой отец подбирал каждую дощечку лично, хотя не царское это де­ло – полы мастерить. Но папенька так любил маменьку, так строил это гнездо! Мечтал, что тут станут обитать поколения Алтуфьевых. Но не судьба. Что же мы в дверях стоим? Проходите, душенька, в гостиную.

В полной растерянности я вошла в просторную комнату и вздрогнула. По стенам были развешаны портреты. Они находились близко друг от друга, соприкасаясь рамами. Дамы в бальных платьях, мужчины в сюртуках и мундирах. Гордые, спокойные лица, без затравленного взгляда неизвестно куда спешащего москвича двадцать первого века.

– Ваш отец был архитектором? – от неожиданности я брякнула глупость.

Татьяна Борисовна звонко рассмеялась и вынула из буфета коробку конфет.

– Нет, душенька, мой папенька, Борис Сергеевич Алтуфьев, имел высокий чин, служил в Министерстве железных дорог. Знаете ли, в начале прошлого века инженер – это была великолепная, редкая, отлично оплачиваемая профессия. Естественно, он являлся дворянином. А вот маменька, Дарья Ивановна Васильева, из купцов, правда, богатых. Папенька увидел маменьку в театре и влюбился без памяти. Его родители были против женитьбы единственного сына на купчихе, но перечить ему не стали. Мезальянс, конечно. Но папенька, как благородный человек, нико­гда не укорял маменьку происхождением. Правда, его перестали приглашать в кое-какие дома, но он не слишком горевал, выстроил в 1913 году этот дом и зажил счастливо… Что вы так побледнели, душенька? Голова заболела? Съешьте еще одну конфетку.

– Нет, – пробормотала я, чувствуя, что сейчас грохнусь в обморок, – просто меня тоже зовут Дарья Ивановна Васильева.

– Ах, – всплеснула руками Татьяна Борисовна, – какой пердюмонокль! Вы – моя близкая родственница. Мы просто обязаны выпить чаю, смотрите, какие конфетки! Должна вам признаться, душенька, я страшная лакомка, что, конечно, не характеризует меня с лучшей стороны. Но вы съели только одну шоколадку, угощайтесь!

Ее слова звучали глухо, на голову мне словно надели плотную шапку, желудок противно сжимался. В комнате, набитой старинной мебелью, стояла дикая духота, сильно пахло полиролью для мебели и чем-то приторным…

– Простите, Татьяна Борисовна, – пролепетала я, боясь, что сейчас свалюсь на пол, как кегля, – мне пора идти.

– Конечно, милая, – всплеснула руками старушка, – если бу­дет времечко, поднимайтесь ко мне, расскажу много интересного про этот дом. Ах, кого здесь только не бывало.

Боясь, что сейчас меня погребут под кусками воспоминаний, я схватила куртку и убежала.

На улице дурнота слегка прошла. Я подышала минут пять, потом открыла магазин и юркнула внутрь. Торговый зал, такой оживленный днем, сейчас выглядел мрачно, словно крематорий. Честно говоря, мне давным-дав­но надоело вести жизнь бомжа, ютясь в кабинете. Хотелось улечься на свою кровать, принять ванну… Пос­ледние дни я моюсь в рукомойнике, хорошо хоть волосы у меня короткие. Правда, сегодня утром еле-еле вытащила башку из-под крана. И уж совсем мне не нравится ночевать в магазине одной, жутко страшно. Каждое утро начинаю с того, что звоню в Ложкино Ирке и каждый раз слышу:

– Не волнуйтесь, ско­ро закончат.

Побыстрей бы…

В эту минуту до меня донесся тихий скрип снизу. Руки сами собой схватили толстенную «Историю цивилизации», ноги понесли меня в буфетную. Приоткрыв дверь, я увидела у стола привидение. На этот раз струящаяся материя не покрывала призрак с головой. Сегодня длинные, какие-то неживые, белые-белые пряди падали на плечи, а потом уже начинался саван, спускавшийся до полу. Фантом поднял руки… Я осторожно подкралась сзади и со всего размаха треснула его «Историей цивилизации» по макушке. Раздался сдавленный крик, и привидение рухнуло на пол, явно потеряв сознание. Издав радостный вопль команчей, я посмотрела на поверженного врага. Иногда я смотрю по телику ужастики, и в них фигура призрака, получившая пинок от человека, начинает медленно «испаряться», эта же и не ду­мала исчезать.