Привидения на цыпочках

Кошкинд уже не знал, как от него отделаться. Поэтому радостно закивал:

– Конечно, конечно. Посидим за коктейлем, вспомним старую добрую Англию.

– Я прямо завтра приду, – обрадовал его Алешка. – А вы к нам – послезавтра. Вспомним старую добрую Англию. Посидим за коктейлем.

Кошкинд кивнул и зашагал к машине.

– Здорово, Дим? – спросил Алешка, когда машина Кошкинда исчезла за углом школы.

– Класс!

– Врет он все, Дим. Нет в Лондоне такой улицы. И никогда не было. Я ее придумал, понял?

Тут вполне можно Лешке верить, хотя он и был-то в Лондоне всего два дня. Но он знал Лондон наизусть по рассказам Конан Дойла о Шерлоке Холмсе и запросто, без запинки мог назвать, например, такую улицу как Коулд-Харбор-лейн. Так что придумать какой-то там Рочестер-бридж для него не проблема.

– Он в Англию… – Алешка фыркнул, – он в Англию, Дим, на белоснежном пароходе поплывет… По Москве-реке, что ли? Или по матушке Волге? Он даже хуже меня географию знает. Мне и то известно, что по Волге ни в какой Лондон не приплывешь. Только в Париж.

Вот это и для меня новость! По Волге – в Париж? Интересно. Хотя, если подумать…

– Фиг с ним, – сказал Алешка, – пусть плывет. Зато мы с тобой теперь запросто проберемся в его офис. А уж там-то…

Да, уж там-то… В лучшем случае уши надерут.

А тут еще нас догнал сердитый прораб. Но сейчас он был не сердитый, а взволнованный. Даже дружески положил руку Алешке на плечо.

– Слышь, малец, а тебе что, Василий Васильевич знакомый будет?

– Немножко будет, – небрежно отозвался Алешка, – встречались как-то. За границей.

– И как он тебе? – осторожно спросил прораб.

– Он очень умный, – сказал Алешка с уважением, – но только он это скрывает.

– Вот и я так думаю. Иногда говоришь с ним – дурак дураком в нашем деле. А вот чувствую – ох, и не прост он, мистер Кошкинд. Особенно, когда молчит. Так и кажется – о чем-то думает.

– Да, – как-то очень серьезно ответил Алешка, – ему есть о чем задуматься.

На уроке литературы у нас произошел скандал с новой учителкой. И что самое удивительное – по моей вине. Директор потом даже не поверил и так ей и сказал:

– Да что вы! Не может быть! Он у нас самый миролюбивый ученик.

А случилось вот что. Бонифаций отправился на какой-то симпозиум по литературе и передал дела новой училке. Ну, она еще не совсем училка, она сама еще учится, в институте, – будущий преподаватель литературы.

И нам она сначала очень понравилась. Симпатичная такая, веселая, в брючках, с сережками в ушках: как повернет голову – так они и сверкнут блестящими искорками (сережки, а не ушки). И глаза у нее блестящие. То ли веселые, то ли хитрые.

– Ну что, друзья мои, давайте знакомиться… – И она раскрыла журнал. – Ого! У вас тут только «пятерки» и «двойки». Как это понять?

Никишов поднялся и объяснил:

– Бонифаций… то есть Игорь Зиновьевич не признает других отметок. Он говорит, что литературу надо знать только на «отлично». Чуть ниже – это уже «пара». Вам понятно?

– Мне понятно, – чуть улыбнулась Ирина Серафимовна. – А какая литература вам нравится?

Никишов (врет и не краснеет). Мне – японская поэзия. Она такая глубокая, мудрая.

Сельянов. Мне – русская классика.

Козлов. Мне – французская романтика.

– А конкретно? – уцепилась за Юрашу Ирина Серафимовна. – Приведи пример.

– Ну… – Козлов не растерялся. – Таких примеров много. «Красная Шапочка». «Спящая царевна». «Кот в сапогах».

Тут опять вскочил Никишов:

– «Репка»! Прекрасная мудрая сказка о преимуществах коллективного труда. Правда, не очень французская.

Тетя Ира (так мы потом учителку прозвали) презрительно фыркнула:

– Ты еще про колобок расскажи.

– А что? Тоже очень мудрая сказка. Вы разве ее не читали?

– Мне ее бабушка читала. Бред какой-то. Спекли пирожок, а он почему-то и от бабушки ушел, и от дедушки…

Никишов насупился и сказал назидательно:

– Это не сказка. Это притча, мудрое наблюдение за вечными законами жизни и природы.

Тетя Ира расхохоталась. От души. Даже сережки в ушах у нее зазвенели.

Тут уж Никишов, как говорится, вразнос пошел. Потому что никому не позволял над собой смеяться. И он размеренно и четко выдал:

– Колобок – это символ солнца. Которое катится по небу. Набежали тучки – одна, другая. А солнышко все равно светит – никто его не съел, ушел колобок и от дедушки, и от бабушки. А вот когда настало время заката – лисичка появилась, – тут уж попал колобок на зубок, как ни вертелся. Вот и зашло солнышко.

Тетя Ира заметно смутилась. Она, видно, считала себя взрослой и умной. А тут вдруг какой-то балбес-старшеклассник преподал ей урок. И она быстренько, как говорит папа, забросила удочку в другое место.

– Ты хвалился, что любишь японскую поэзию…

Ну, думаю, поймала она Никишова. Это тебе не колобок! Но, оказывается, мы плохо знаем даже своих друзей.

– Люблю! – с вызовом сказал Никишов. А мы все с любопытством ждали его ответа. – Особенно трехстишья.

По лицу тети Иры я догадался, что ни о каких трехстишьях понятия не имеет.

– Ну-ну, – продолжила она тем не менее нападать, – может, прочтешь? На память.

– Запросто. – Никишов сделал грустное и задумчивое лицо и как-то нежно продекламировал: