— Что ж, мистер Каяси, он уже полностью доведен до кондиции. Аппаратура готова к съемке. Вы видели наши изображения, они не допускают никакой фальши. Это не кино, что угодно, только не кино. Никакой условности, игры. Передастся вся, понимаете, вся информация об объекте. Порой мне кажется, что эти фантомы более реальны, чем мы с вами, это страшно…
— Перестаньте, — сказал Каяси визгливо. — Я плохо понимаю ваш английский. Мне не это нужно. Не отвлекайтесь.
— Короче, если вы снимаете убийство, то надо убивать. Кровь так кровь. Красная краска больше не проходит. Клюквенный сок не годится. Это было в кино. Здесь нужна только живая, теплая кровь. Это новый уровень восприятия, не только глазами — всем мозгом, кожей. Никого не обманешь, понимаете? Начнем снимать с этой недели.
Они ушли, а Ройти еще долго сидел, не понимая, было это во сне или наяву. Нет, это странное кино. У него колотилось сердце, и очень хотелось дать деру. Но в стене не было пролома, он это видел.
Теперь Ройти постоянно носил дурацкий старинный костюм, черный с серебром. Снимали проходы по коридорам замка: в разных местах, изо всех дверей появлялся Ройти. Шторы были завешены, лучи из установок, разведенные линзами, висели в воздухе — широкие, цветные, сплетающиеся. В подвальном зале вскрыли каменный люк пола. Англичанин подозвал Ройти и бросил в люк монетку. Всплеск раздался секунды через три.
— Знаменитый бэдфордский колодец, Ройти, — сказал он. — Мы закроем тебе глаза, наложим повязку. Ты пройдешь по самому краю.
— А не толкнете? — спросил Ройти.
— Если мне понадобится, я утоплю тебя другим способом.
Он засмеялся, и эхо хохотнуло в ответ. Ройтн шел с повязкой на глазах: пот крупными каплями стекал по его изможденному лицу. Он чувствовал прохладу колодезного дна, но прошел.
Несчастье случилось через три дня. В тот день снимали два прохода по верхней галерее. Ройти поправил кинжал на боку и по команде пошел вперед. Было пусто, как обычно, и полутемно. Только контуры отдельных предметов блестели в кантах света да витраж сиял в вышине.
Ройти не увидел ее, услыхал только цоканье когтей по каменному полу. Из мрака стометровой галереи неслась на него громадная черная с подпалинами собака. Ротвейлер! Ройти заметался. Никого не было, лишь аппаратура гудела в тишине.
Ройти вытащил кинжал из-за пояса, перехватил половчее. Он понял: никто не придет, нужно убивать самому. Собака сделала последний толчок и взлетела. Секунду Ройти верил, что призрак исчезнет в воздухе. Но она ударила его в грудь, прибила к стене.
Собака рванула плечо и левую руку, стараясь достать до шеи. Ройти ударил кинжалом, лезвие вошло в холку. Шкура покрылась гладкими лентами крови. Но собака все лезла и лезла, скребла пол задними лапами. И все же Ройти чувствовал, что его первый удар кинжалом был хорош. Он уперся и оттолкнул собаку, еще дважды полоснул по горлу. Звуков он не слышал, словно оглох, и если бы видел все это со стороны, то удивился бы. В горле собаки клокотало, а он непрерывно высоким голосом кричал. Потом они опрокинулись на бок вдвоем. Все кончилось.
Ройти пролежал в бинтах четыре недели. Дело с собакой объяснили несчастным случаем, извинились, сказали, что заплатят компенсацию. Доктор Скокон накачивал его лекарствами, и Ройти удивлялся быстроте своего выздоровления. Еще его удивляло: не только худоба прошла, но и жиреть он начал, чего сроду не было. Все время хотелось есть.
Ему разрешили вставать, он бродил по верхним этажам. В замке происходили перемены. Уехали немцы. Аппаратуру ночью грузили на грузовики и увозили под брезентом. Ящики пломбировали. Ройти ходил в гобеленный зал, в полутьму газовых рожков. Араб удивленно поднимал на него единственный глаз.
— Тебя еще не упаковали? — спрашивал Ройти. Араб молчал. По замку важно прохаживался могучий мажордом, дворецкие и лакеи устраивали новый распорядок. Все теперь было старинным и шикарным: канделябры, готические кресле и все такое. Ройтн почувствовал себя чужим. Новый порядок был уже не для него. Работа была кончена, декорации сменялись. Вечерами в каминах выл ветер.
В ночь, когда сняли последние швы, Ройти получил от доктора чек на десять тысяч. Англичанин уже уехал. Кроме госпитальной палаты, в замке не осталось ни одного современного помещения.
Ройти не ел — жрал целыми днями. Скокон сказал, что это от потери крови. На завтрак были рогалики с медом, овсянка, творожники с сахаром, булочки с маком, творог, пирог со сливами, ватрушки, кекс, масло, сливки, сметана, кофе, хлебцы, джем. Ко втором завтраку толстая служанка приносила сырные палочки, ветчину, кашу, котлету, жареную рыбу, картофель, мясо с перцем, молоко, бисквит, сироп. А потом был обед, и Ройти удивлялся, куда это все девается: салаты, студни, рыба, супы, жаркое. А был еще и ужин! И все за счет фирмы. Никогда он еще так не ел. Ройти опух от еды. Он обрел круглоту маленького начальничка, сытую мордочку и щеки. Одышка была на подходе. Но аппетит не исчезал, даже не аппетит — жадность на еду.