Священник А.Н. Соболев, пытаясь облагородить поверья о детях, напоминал о чистых прозрачных фигурках – детках или карликах, чей образ принимают души, выходящие из уст покойников, улетающие на небо или возносимые туда ангелами. Умершие дети из журнальных статеек озарялись светом, превосходящим стократ сияние близких друзей, любимых жен и воспаряющих в небеса матерей.
Малолетний сын одной знатной женщины перед смертью постарался обезопасить себя от общества лембоев и кикимор. По просьбе умирающего мать умыла его, одела в чистое белье, дала в одну руку образок, а в другую – горящую свечку. Меры подействовали. Призрак явился к матери, испуская лучезарный свет, заверил ее, что ему «там хорошо», и предостерег от ненужных прикосновений: «Мама, ты меня не трогай, меня нельзя трогать». В рассказ неожиданно просочилась фольклорная черточка. В один из визитов призрак заявил матери, что «Оля лишняя», и забрал свою годовалую сестру.
Интересна советская вариация темы некрещеного младенца. Естественно, о церковном таинстве речь не заходит. Семилетнего мальчика, погребенного на Арском кладбище в Казани, лишили имени на могильной плите. Жившей в крепостную эпоху вдове не хватило денег на надпись, и она скончалась от горя и голода прямо на могиле сына. Привидение ребенка умоляет выбить имя, но теперь его, конечно, никто не вспомнит. По логике рассказчиков потусторонняя активность должна наблюдаться вблизи безымянных могил. Тогда бы призраки заполонили русские кладбища. А успокоить их невозможно. Попробуй-ка угадать имя! Тот же, кто «крестит» покойника, вправе выбрать любое имя. Но где гарантия правильности самого таинства? Это же не долотом по плите постучать!
В окрестностях Волгограда объявляется голый мальчик Семен из разряда «холодных» призраков. При жизни на него обрушились вселенские несчастья: мать выгнала из теплого дома в Крыму, в своих голодных скитаниях он добрел до Царицына, и в здешнем лесу его загрызли волки. Однако подтекст у легенды не социальный, а морализаторский. Семен был непослушным ребенком и к тому же пристрастился к воровству, поэтому «высшие силы» (понимай как хочешь) назначили ему наказание.
Мертворожденные дети в народных преданиях учтены. А куда девать нерожденных? Понятно, что в деревнях с жертвами аборта было негусто, но города должны были восполнить пробел! И они его восполнили, правда, лишь в советское время. Героинями этих историй стали прежде всего монахини. Расскажу для примера две саратовские легенды.
Обиталищем убитых в утробе детей является заброшенный дом собраний (в просторечии – церковь) мормонов (улица Горького, 65). Его строительство началось в 2001 г. и было приостановлено через три года в связи с протестами саратовцев, изрекавших проклятия ЦРУ и едва не свергнувших с пьедестала памятник Н.Г. Чернышевскому. Однако мормоны надежды не теряют и, чтобы сохранить за собой здание, распространяют о нем зловещие слухи. Жители города клюнули на них, и теперь духовно одаренным гражданам слышатся в недостроенном доме крики нерожденных детей и плач женщин, не познавших радостей материнства. Был выдуман не только монастырь, стоявший на этом месте до революции, но и дежурная повитуха, обслуживавшая монахинь. Будем ждать возвращения сектантов – кто-то должен изобличить православные изуверства!
В поселке Юбилейном есть так называемый Монахов пруд. Обычно в таких прудах большевики топили монахов, но жители поселка придумали альтернативный вариант: на дне пруда лежат не монахи, а их жертвы, точнее жертвы монахинь – загубленные младенцы. В какой обители подвизались преступные сестры, легенда не уточняет. Возможно, к прославленному пруду съезжались монахини со всей Саратовской губернии.
Жертвы несчастных случаев
Психология быличек о некрещеных детях распространяется и на жертв несчастных случаев. Детей не успели окрестить, а утонувшие, разбившиеся, задавленные люди умерли без покаяния и неотпетыми. Теперь они бродят ночами, хохочут, хлопают в ладоши или плачут тонким голосом и манят к себе прохожих. Таких жертв меньше, чем детей, – не из-за высокой детской смертности, а из-за наличия заочного отпевания. В благочестивых рассказах они приходят к живым, демонстрируют свои раны и просят о дополнительных молитвах.