Тема загробного визита по обещанию развилась из литературных произведений о призраках близких друзей и великосветских понятий о нерушимости слова. По сути, это дворянский вариант потустороннего мира, спущенного на землю. Показателен в этом плане случай с бароном А.А. Дельвигом и его приятелем Н.В. Левашевым. Они не просто условились прийти друг к другу после смерти, но и обсудили в деталях предстоящий визит: если тот, кто останется в живых, испугается, призрак должен тотчас удалиться. Через семь лет после заключения сделки Дельвиг умер и явился в полночь в кабинет Левашева. Призрак устроился в кресле в надежде на дружескую беседу, но уловив озадаченное выражение лица хозяина (Левашев успел позабыть о договоре), тяжело вздохнул, поднялся и вышел.
Дельвиг был настолько безупречно воспитан, что о встрече с его духом мечтали многие из друзей, и, в частности, один помещик. Но по отношению к помещику умерший поэт допустил бестактность. Он задумал войти в усадебный дом не через дверь, предварительно постучавшись, а через балкон. Помещик принял Дельвига за куст роз, который обычно выставляли на балконе, а обнаружив ошибку, кинулся в ужасе к жене с криками: «Воды! Воды!» Решив, что его собираются полить, призрак обиделся и растаял в воздухе на глазах у жены, несущей лейку.
Рассказы о клятвах повторяют знакомые нам шаблоны о визитах родных и близких. Брат с сияющим лицом протягивает руки к брату. Одна женщина является к другой в белом покрывале и напоминает, что еще не настало время для объятий (Загоскин, «Две невестки»). Убитый офицер посылает своего друга на поиски загадочной книжки в коробке с фаянсовым сервизом. Взбудоражив хозяина сервиза и переворошив его дом, друг наконец получает книжку – «Подражание Иисусу Христу» Фомы Кемпийского.
Богачей у нас, как я уже сказал, не любили. Гоголевский ростовщик «тревожит… людей, внушая бесовские побуждения, совращая художника с пути, порождая страшные терзанья зависти». Богач из былинки не допущен в рай апостолом Петром, приказывающим ему выполоть десятину колючей и жесткой травы (в Англии траву велели полоть мужеубийце – леди Говард). Ангел, сопровождающий душу богача, понимает, что его подопечному, не привыкшему к физическому труду, с задачей не справиться. Поэтому он летит к одной монахине, которая щедро брала милостыню из рук покойника, и та выполняет работу.
Двусмысленная былинка. Монахиня вроде бы спасла богача, но, может, и она подверглась наказанию – не бери неправедно нажитые деньги? В любом случае богач попал в рай через то самое «игольное ушко», сквозь которое нелегко пройти верблюду (Мф. 19: 24). Ведь, по современному толкованию, «игольное ушко» – это название древних ворот в Иерусалиме. Груженому верблюду пройти там было трудно, но не невозможно!
Генерал-майору Петру Петровичу Кусовникову прорваться в ворота не удалось, и он был спущен на землю, точнее – на Мясницкую улицу в Москве. Под номером 17 на этой улице значится доходный дом Н.С. Аблова, построенный в 1876 г., а до него здесь стоял особняк генерал-лейтенанта А.Д. Измайлова из знаменитого рода масонов. Одну из комнат особняка Измайлов отделал черным штофом и украсил масонской символикой. В 1843 г. дом приобрели Кусовников и его жена Софья Ивановна.
Семейная чета деловитостью не отличалась. Свои несметные сбережения – ассигнации и бриллианты они хранили дома и никуда, кроме печки, не вкладывали. Представляете, каково было Петру Петровичу зайти впервые в черную комнату? Символики он не испугался – в ней сами масоны плохо разбирались, – но его вывел из себя прислоненный к стене скелет и гигантская надпись «Memento mori», или в переводе на русский: «Все там будем». Кусовников знал, что «туда» с капиталами не впустят. С тех пор мешок с деньгами и шкатулку с драгоценностями супруги возили с собой по всей Москве.
Перед тем как отлучиться на неделю в подмосковное имение, они, по обыкновению, засунули сбережения в печь. Вскоре после их отъезда в двери дома на Мясницкой постучалась сама судьба в лице местного истопника. Вернувшись в Москву, Софья Ивановна заглянула в печь и тут же составила компанию обитателю черной комнаты. Петр Петрович присоединился к ним позднее, перед смертью попытавшись без особого успеха восстановить сгоревшее богатство. Теперь его призрак жалобно причитает у дома номер 17: «Ох, денежки, мои денежки!» А будучи агрессивно настроенным, он кидается на прохожих с криком детей из Сиони: «Давай денги! Денги давай!» (возглас, ставший неофициальным лозунгом демократической России).