Привидения в доме на Дорнкрацштрассе

– Что там у тебя?

– Как всегда, Павел Николаевич.

– Показывай, – Севрюгин подал знак рукой.

Прохор расстегнул дождевик, под которым на ремне была холщовая сумка. Расстегнув сумку, он вытащил из нее что-то увесистое и протянул Севрюгину со словами:

– Вот, Павел Николаевич, канделябрик такой.

Севрюгин взял в руки вещь и начал ее рассматривать. Канделябр был приличного веса и сделан был для четырех свечей. Опытный глаз коллекционера Севрюгина оценил изящество работы. Он еще раз взвесил в руке предмет и спросил, как бы рассуждая:

– Бронзовый?

– Золотой, Павел Николаевич.

– Ну ты, Прохор, даешь! Ладно бы сказал позолоченный. Что ты за него хочешь?

Прохор Суконцев затоптался на месте. Он не хотел продешевить, но в то же время боялся, что хитрый Севрюгин может выставить его за дверь, если он запросит слишком много. Севрюгину были знакомы эти трюки. Он вытащил из кармана несколько банкнот и сказал:

– Вот столько могу дать.

Прохор засопел от негодования:

– Побойтесь бога, Павел Николаевич, – потом, помолчав, добавил. – Человек, у которого я приобрел вещицу, сказывал, что когда-то она принадлежала царской фамилии.

– Так уж и царской? – парировал Севрюгин, одновременно подумав, насколько дороже становится вещь с такой историей.

Прохор засопел еще больше:

– Этот человек божился, Павел Николаевич.

– Знаю я цену заверениям твоих снабженцев! – ответил Севрюгин, но достал из кармана еще несколько банкнот и передал Прохору со словами:

– Все, братец, больше не дам.

Прохор пожевал губами, спрятал деньги и, застегнув дождевик и натянув капюшон, сказал:

– До следующего раза, Павел Николаевич.

Когда за Прохором закрылась дверь, Севрюгин, прикрывая канделябр полой халата, направился в кабинет, произнося на ходу:

– Согласился, видишь ли. Не будь там для него прибыли, не взял бы этих денег. Знаю я вашего брата.

Вечером следующего дня супруга спросила Севрюгина:

– Паша, ты слышал новость?

– Какую, моя радость?

– Ограбили церковь Святителя Григория Богослова, что в Богословском переулке.

– И что же взяли?

– Ходят слухи, что какой-то золотой канделябр.

Павел Николаевич вздрогнул.

– Ну, народец, уже до церквей добрались.

Супруга помолчала, потом вздохнув, добавила:

– При этом, сказывали, сторожа убили.

– Кто сказывал? – раздраженно вскричал Севрюгин.

– Не знаю. Ходят слухи…

– Вот видишь, слухи, а ты всему веришь.

Павел Николаевич быстро прошел в кабинет и запер дверь изнутри. Он взял в руки злосчастный канделябр о четырех подсвечниках и долго на него смотрел. Добропорядочная часть души Севрюгина шептала ему, что надобно бы пойти в полицию и все рассказать, но другая часть души коллекционера и коммерсанта противилась этому. Колебался он недолго: достал из шкафа плотную тряпицу, завернул в нее канделябр и положил в самый глубокий сундук, прикрыв его сверху ненужными старыми вещами. Затолкав, наконец, сундук в самый дальний угол кабинета, Павел Николаевич опустился в кресло и вслух произнес:

– Если богу будет угодно, все обойдется.

Он встал, вздохнул и покинул кабинет.

Шел 1913-й год.

7

Знакомая Мартины позвонила через три дня. Она сразу же сказала, что звонит с разрешения господина Вундерлиха, переданного через его знакомую Мартину Хайзе. Представилась она как Катрин Бергер. Голос ее совсем не был похожим на кошачье мяуканье Мартины, а напоминал скорее мягкое жужжание пчелы, несуетно выбирающей цветок для посадки. Сыщик Вундерлих подсознательно отметил, что голос этот принадлежит более молодой женщине по сравнению с его бывшей помощницей. Потом он подумал, что это обязательно так, ведь студентка в возрасте Мартины почти нонсенс. В трубку же он сказал:

– Да, это так. У меня был разговор с фрау Хайзе. Желаете встретиться или уже передумали?

– Что вы, господин Вундерлих, конечно желаю. Только не знаю, когда это для вас удобно.

Последнее жужжание закончилось, и Катрин Бергер замолчала. Макс задумался, перебирая в памяти последние мелкие планы, которые собирался реализовать. Все это было не очень важным и все это можно было отложить. Он уже почти открыл рот, чтобы продолжить разговор, как жужжание возобновилось:

– Господин Вундерлих, куда же вы пропали? – сказала Катрин тревожным голосом.

– Никуда не пропал. Я здесь. Могу с вами встретиться прямо сейчас.

– Тогда я выезжаю.

– Найдете мой офис?

– Да, фрау Хайзе мне все объяснила.

Одежда на ней оказалась обычной для студенческой молодежи, и сыщик только отметил про себя, что коленки ее джинсов, к счастью, не разодраны варварским образом. Ростом она была немного выше Мартины, серые глаза смотрели спокойно и приветливо, светлые волосы были пострижены под каре (такую стрижку он видел в каком-то журнале и запомнил ее название), небольшой носик и пухлые губы, стройная фигура. В общем она была "ничего", и Макс с удивлением поймал себя на том, что оценивает кандидатку с чисто половой точки зрения. Он усадил ее на диванчик и некоторое время смотрел в ее глаза. Гостья выдержала его взгляд и, решив, пожалуй, что встреча необходима в первую очередь ей, заговорила первой: