— Вы не беспокойтесь, мэм, с вашим мужем все в порядке. Сердечный приступ — ну, в его возрасте это объяснимо, учитывая обстоятельства. — Щеголеватый красавец-доктор в начищенных до блеска ботинках от «Гуччи» протянул сидевшей перед ним в кресле Марине пластиковый стаканчик: — Выпейте, это поможет.
Коваль опрокинула в себя содержимое стакана, даже не спросив, что там. Полчаса назад ей позвонили из больницы и попросили срочно приехать. В такси она не находила себе места, курила, не обращая внимания на робкие протесты водителя, и даже послала его по-русски, чего тот, конечно, не понял, но по тону догадался, что терпеть табачный дым придется.
В палату к Хохлу ее проводил этот самый красавчик, отрекомендовавшийся кардиологом. Женька лежал, подключенный к кардиомонитору, лицо его было бледным, а рядом на стуле, сжавшись, как воробей, сидел заплаканный Егорка.
— Грегори, мальчик мой! — Марина кинулась к сыну, обняла его и погладила по голове.
— Мама! Мама, это я виноват… я виноват, что папа… — зарыдал Егорка, начисто забыв главное правило, внушаемое ему отцом с пеленок: «мужчины не ревут, как телки». — Я пошел с тем дядькой… Он сказал, что его прислал дядя Гриша… я пошел с ним… а потом…
— Т-с-с-с, все, хватит! — перебила Марина, поняв, что у мальчика вот-вот начнется истерика. — Мы поговорим об этом позже. Сейчас главное — чтобы папа поправился.
Она оставила сына и присела на край кровати, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо мужа. «Дурачок ты мой… Уже старый, а все дурачок. Опять закрыл меня собой, опять спас. Мне не хватит жизни, чтобы отблагодарить тебя…»
— Маринка… — вдруг хрипло проговорил Хохол, и Коваль вздрогнула. — Все… в порядке… он… он… не успел… не сказал…
— Да-да, я поняла, — перебила она, закрывая ему рот ладонью. — Ты поправляйся, а потом решим, как нам обезопасить себя от Беса.
Хохол кивнул и закрыл глаза.
«Мне придется сказать Егору… Придется сказать ему, что я не родная мать, — иначе всегда будет кто-то, кто захочет нас этим шантажировать. Да, я скажу. Непременно скажу, но не сейчас, не сегодня. Пусть отойдет от шока. Скажу. Так надо».
Еще никогда в жизни Марина Коваль не была так уверена в правоте принятого ею решения…
Сериал «Танго под прицелом»
«Книга. Казалось бы — ну, что такого может быть в пачке скрепленных вместе листков в черно-белой обложке? Негатив-позитив… Кто есть кто — не разберешь даже, а сколько проблем, сколько грязи, сколько трупов. И опять, опять эта чертова страна, из которой я выдирался с кровью столько лет!»
Черноволосый мужчина в дорогом костюме и черной рубашке с раздражением бросил на откинутый столик книгу и закрыл глаза, удобнее устроившись в самолетном кресле. Сидевший впереди него помощник осторожно выглянул из-за высокой спинки, убедился, что шеф задремал, и двумя пальцами забрал так раздражавшую того книгу. С виду обычная детективная мура — а вот поди ж ты, натворила дел.
— Черт бы тебя побрал, ну почему именно в мое дежурство?
Максим Нестеров, высоченный тридцативосьмилетний врач-травматолог больницы скорой помощи, спускался по лестнице в приемное отделение. Пять минут назад он получил вызов — «Скорая» привезла кого-то из ДТП, «дорожки», как здесь это называли. Дежурство тридцать первого декабря само по себе не подарок, а уж операция в такой день — и вовсе. Но Нестерова дома никто не ждал — жена Светлана вот уже два года как перешла в разряд «бывшей» и уехала в столицу, прихватив с собой трехлетнего сына Тимофея. Красавец и умница Нестеров был завидным женихом, однако всех потенциальных больничных невест держал на расстоянии вытянутой руки, боясь снова обжечься, как со Светкой.
— Максим Дмитриевич, в женский пропускник идите! — крикнула регистратор, и Нестеров, вздохнув, повернул налево.
На каталке лежала молодая рыжеволосая женщина. Обе ноги плотно упакованы в проволочные шины от бедер до стоп, прямо поверх узких темно-синих джинсов. Рядом на полу валялись высокие лаковые сапоги-ботфорты на низком каблуке, там же — короткая белая норковая курточка с капюшоном, вся в буро-коричневых пятнах. Голову пострадавшей украшала повязка, уже пропитавшаяся на лбу кровью. Веки плотно сомкнуты, аккуратный носик вымазан кровью, над правой бровью длинная ссадина.
— Сознания нет, пульс шестьдесят, давление сто на семьдесят. Закрытая черепно-мозговая травма, множественные переломы нижних конечностей, — забубнил рядом фельдшер со «Скорой». — Введено… — Но Нестеров уже не слушал, отдавал распоряжения сестре и двум санитарочкам.
Переломы оказались сложными, больше трех часов он буквально по осколкам собирал голени женщины и совершенно забыл о том, что праздник, что Новый год…
После обеда Нестеров сидел в ординаторской и курил, задумчиво глядя на экран телевизора, где уже вовсю пили шампанское и поздравляли друг друга известные юмористы. Максиму было не до смеха. Женщина, которую он оперировал, была ему хорошо знакома…