Привилегия женщин

Лечь, забиться в самый угол, укрывшись с головой одеялом, — и скулить, как побитая собака. Мэрик во мне голоден и сердит, ему плохо и больно, всю его душу истыкали иголками — но у мэрика всегда есть силы укусить в ответ. Укусить так, что обидчик задохнется от боли. Мэриков нельзя трогать, их можно только любить. Тому, кто владеет этим секретом, мэрики отдаются целиком — и тогда с ними можно делать все, что взбредет в голову. Остается только одно табу. Никакого давления — будь то физическое или моральное — мэрики не выносят. Они замыкаются в себе, становятся высокомерными, злыми и холодными. И сделают так, как хотят сами, — и никто не заставит передумать.

Мэрик внутри меня оступился только однажды — когда показал невольно свое слабое место. Но даже это не помогло изменить во мне ни миллиметра, ни грамма. Мой мэрик выползает в самый нужный и серьезный момент. И защищает меня зачастую от меня же самой.

Полюбила стоять на открытом окне. Или сидеть — как вариант, если окно стандартное. Свежий воздух, ночь, огни города. Кайф… Это меня что-то внутри толкает так бороться со страхом высоты. Иногда я спускаю ногу за окно и замираю. В душе боюсь только одного — что кто-нибудь войдет и спугнет шорохом. И тогда… вот тогда останется только расправить крылья и лететь. Будет хуже, если окажется, что их нет…»

У нее оказался интересный, хоть и рваный, слог, Максим даже не подозревал о таком таланте бывшей любовницы. И что-то смутно-знакомое мелькало в этих записях, что-то мучительно-памятное… И про окно — она всегда любила сидеть на подоконниках, опустив ногу на улицу, неважно, какая высота. Могла курить, пить кофе и мотать ногой над пропастью. Сколько раз Нестеров заставал ее в такой позе, и холодок ужаса пробегал у него по спине — жила Мария на шестнадцатом этаже.

Но что же случилось, что она имела в виду, говоря, что такое не прощают? Что могла натворить профессиональная танцовщица, чтобы кто-то захотел убить ее? За что? На ногу партнеру наступила? Хотя вряд ли после замужества Мария продолжала выступать…

«Эти сны мучительны, но от них никуда не спрячешься. Я ненавижу их — не могу избавиться, боюсь засыпать — и потом боюсь проснуться, так и не поняв, что же происходит. Я боюсь собственных реакций там, во сне, — потому что внутри себя прекрасно знаю, что и наяву поступила бы так же, и от этого мое отвращение к себе только растет. Мой организм устроен странно — он научился отсекать психотравмирующие ситуации, и я впадаю в некое подобие ступора — вроде как здесь, все вижу, все слышу — но отсутствую, не реагирую. Это иной раз помогает мне избежать неприятных разговоров. Правда, те, кто не знают об этой моей особенности, часто не понимают и обижаются. Но это их проблемы — я не посвящаю в свою жизнь тех, кто мне не нужен и не дорог. Во сне, к сожалению, отключиться не могу, мне приходится терпеть все, что происходит. А это иной раз невыносимо… Я не могу, когда меня бьют в слабое место, когда пытаются с помощью таких методов что-то вынуть из меня — это только ожесточает и превращает меня в мэрика, который моментально выпускает зубки и когти. Пусть это всего только сны — но я-то знаю, что при случае и наяву могло быть так. А я в силу своих особенностей не сломаюсь — и потеряю то, с чем никак не могу расстаться, потеряю из-за своего эгоизма и принципов. Я жутко влюбилась, так влюбилась, что приобрела-таки это самое уязвимое место — и теперь стараюсь прятать его как можно дальше, словно белка орехи. Но мне уже давно не было так хорошо и легко с человеком, ни к кому я не испытывала такой привязанности и такой тяги. Ну бывает, что мэрики так влюбляются… Как будто они люди…