Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Как писал Вагстафф, врачи не должны слишком торопиться в своем одобрении практики, недостаточно подкрепленной рациональными доводами или фактами. Язвительно намекая на царственных родителей, становящихся законодателями светских обычаев, он отмечал, что «мода на прививку от оспы покамест торжествует, проникнув даже в самые блестящие семейства». Мэри Уортли-Монтегю догадалась ухватиться за мудрость турецких старух и начать распространять ее, но доктор Вагстафф, обуреваемый предрассудками, отвергал прививки как раз из-за того, что они происходят с Востока, где средоточием их применения являются женщины, а не мужчины. Он возмущенно писал: «Потомки, вероятно, едва ли сумеют поверить, что эксперимент, практикуемый лишь немногими несведущими женщинами из безграмотного народа, не склонного к размышлению, внезапно и притом на основании лишь шаткого опыта будет перенят одной из просвещеннейших стран мира и найдет себе путь даже в королевский дворец».

Еще один критик прививок, хирург Легард Спархем, клеймил их как «один из скандалов нашего времени», сравнимых с финансовым пузырем Компании Южных морей – печально знаменитым кризисом, причинами которого стали людская жадность и жульническое манипулирование рынком ценных бумаг[52]. Спархем, полагавший, что прививочный процесс вводит в кровоток «яд» и порождает опасно острую форму оспы, одним из первых высказал фундаментальное возражение, которое будут всегда выдвигать против классического прививочного метода и его преемницы вакцинации: зачем человеку сознательно подвергать свое здоровье непосредственному риску, чтобы противодействовать риску будущему, которого он, быть может, избегнет?

По словам Спархема, это как если бы человек, страдающий зубной болью, советовал другу вырвать здоровый зуб просто на всякий случай (вдруг тот когда-нибудь заболит) или как если бы солдат просил товарища пристрелить его, чтобы подготовить к возможной гибели в сражении. Он писал: «Легковерных бедняг, находящихся во вполне здоровом и благополучном состоянии, некоторые корыстные хитрецы искусными уловками убеждают переменить здоровое состояние на болезненное; променять ожидание возможной будущей болезни на неминуемую болезнь уже сегодня, под предлогом безопасности в грядущем».

Спархем вообще предпочитал не обходиться простыми фразами там, где можно было использовать цветистые. Помимо всего прочего он стал одним из первых критиков, описывавших прививку в понятиях «вероятности», «случая», – в более жесткой форме эта идея позже заняла центральное место в продвижении новой методики. С тяжеловесной иронией хирург писал: «Ведь всем известно, что природные склонности человека побуждают его безо всякой необходимости бросать жребий, рискуя собственной жизнью, ибо есть возможность случайно уцелеть. Сие достойно величайшего восхищения». В заключение он отпустил одно из первых в истории медицины язвительных замечаний в адрес врачей-первопроходцев, ответственных за прививки: «Мы пребываем в отчаянном положении, и эти господа, эти новые хирурги, любезно снабжают нас средствами для отправки на тот свет».

Скептически настроенные медики-практики с их трактатами и брошюрами были не единственной группой, противостоявшей новомодной процедуре. Против нее выступали и некоторые представители духовенства, утверждавшие, что она бросает вызов воле Божьей. С амвона церкви Святого Андрея в лондонском Холборне преподобный Эдвард Мэсси клеймил прививки как греховную, дьявольскую практику, заявляя, что сам Сатана был первым прививателем, ибо именно он, как описано в Библии, терзал Иова чумными бубонами[53]. Господь насылает недуг «либо для испытания нашей веры, либо в наказание за наши грехи», утверждал проповедник, а значит, предотвращение заболеваний – вмешательство в божественный замысел. Если человек перестанет бояться небесного отмщения, страшно подумать, каким грехам он может предаться.

Мэсси настаивал: стремясь управлять болезнями, врачи, по сути, пытаются брать на себя роль Бога. Он писал: «Я не усовещусь наречь это деяниями дьявольскими, кои вершат те, кто тщится взять на себя власть, не основанную на законах природы или религии, пытаясь изгнать Провидение из мира и способствуя распространению порока и безнравственности».

Нападки на эффективность и нравственность прививок вызвали немедленную ответную реакцию со стороны тех, кто поддерживал новый метод. Джон Арбутнот, шотландский врач, математик и сатирик, ринулся на защиту прививок, выдав разгромное опровержение (по пунктам) тезисов Вудворда и Мэсси, которое тут же принялись обсуждать в кофейнях и трактирах Лондона[54]. В своем памфлете, опубликованном в сентябре 1722 г., он беспощадно обвинил обоих оппонентов в предубежденности и заявил, что антипрививочники (возможно, это было первым письменным употреблением данного термина, обозначающего предшественников современных антиваксеров) придерживаются «непостоянных и вечно меняющихся» мнений и потому очертя голову дискредитировали новую методику.