Прививка для маньяка

– Мам, а почему дядя так кричит? – беззастенчиво поинтересовался малыш, сидевший в соседней тележке.

– Дядя устал, он много работал, – опасливо косясь на двухметрового Глеба с покрытым шрамами лицом, дипломатично ответила мамаша.

– Нервные, блин, все стали! Если псих, так сиди дома! Или лечиться иди! – довольно агрессивно заявил мужик в сандалиях, поддернул сползающие шорты и растворился в толпе.

– Конец света близок, вот и волнуются люди, – сообщила интеллигентного вида бабуся.

Тут Глеб Аркадьевич бросил тележку и рванул туда, где мелькали светлые волосы Киры. Потерять ее в такой толпе ничего не стоит. Нет, теперь у него не оставалось никаких сомнений – мужчина спортивного телосложения в черной рубашке действительно следовал по пятам за семьей домработницы. Причем точно так же, как и сам Звоницкий, незнакомец не афишировал свое присутствие, но в отличие от Глеба вполне технично прятался за полками, стойками и рекламными баннерами.

Варвара Михайловна, Кира и Алеша выстояли небольшую очередь в кассу. Звоницкий заранее занял удобную наблюдательную позицию и видел, как семейство Костомаровых, порядком нагруженное пакетами с логотипом магазина, вышло на стоянку. Вскоре туда подкатило такси, и они уехали. А вот мужчина в черной рубашке неспешным шагом направился в том же направлении. Глеб пошел следом, раздумывая, что же теперь делать. Может быть, это простое совпадение? В Москве больше десяти миллионов человек. Мало ли, у кого борода. Ему никак не удавалось рассмотреть лицо незнакомца – как-то так получалось, что тот оказывался к ветеринару то вполоборота, то вообще спиной. В общем, борода оставалась единственной достоверной приметой. Кто этот человек? Что ему надо от Варвары Михайловны, Киры и маленького Алеши? Ведь улица, по которой он шагает, ведет прямиком к дому, где они проживают. Осталось пройти совсем немного – вон та подворотня, и начнутся новостройки…

Глеб отвлекся всего на секунду – бросил взгляд на экран телефона, чтобы заметить время: было начало десятого, но человек куда-то пропал. Что за ерунда?! Он повертел головой. Здесь совершенно негде спрятаться. Чахлые липы в скверике, скамейка и урна. В подворотню ни за что не сунется – ищи дурака! Если у типа с бородой преступные намерения и если он «срисовал» Глеба, что не исключено, так как навыками «наружки» тот не обладал, то подворотня – идеальное место для засады.

Глеб успел сделать всего два шага, как вдруг с ближайшего дерева прямо ему на плечи спрыгнул человек. Тип в черной рубашке оказался высок, но жилист и худ, и у Глеба было явное преимущество в росте и силе. Он приготовился к рукопашной, но бородатый злоумышленник вступать врукопашную не собирался – у него были другие планы. Мужчина в черном вдруг поднял правую руку – Звоницкий как завороженный уставился на открытую ладонь, – а левой нанес три коротких удара: в шею, плечо и грудную клетку Глеба. Собственно, это были даже не удары – так, тычки, но по телу ветеринара поползла странная слабость. Вначале похолодели ноги – Глеб хотел шагнуть, но не мог пошевелиться, потом налились тяжестью и бессильно повисли руки, а когда стало тяжело дышать, он повалился на колени, хватая воздух ртом. Самое жуткое, что ум его был совершенно ясен – ветеринар все видел, слышал, понимал – понимал, что его убивают. Прямо здесь и сейчас, в пыльном сквере с чахлыми липами. Вот только поделать ничего уже не мог.

Зато он успел хорошо рассмотреть лицо своего убийцы. Правильные, европейские черты лица, холодные голубые глаза, короткие темные волосы и черная бородка. Теперь Глеб Аркадьевич мог бы составить подробный словесный портрет незнакомца… вот только времени у него на это уже не было. И жизни оставалось немного – всего на пару вдохов. Он вдохнул – а выдохнуть уже не мог. Сердце затрепетало в груди пойманной бабочкой, пропустило два удара – и остановилось окончательно. Последней мыслью ветеринара Звоницкого оказалась строчка из песни: «Мое сердце остановилось, мое сердце замерло…» И наступила темнота.

Глава 3

Сознание вернулось к Глебу внезапно – просто включилось, точно тостер или электрический чайник. Секунду назад ничего не было – и вот он, мир, снова на привычном месте. Все пять чувств подают сигналы. Зрение сигнализирует, что в лицо Звоницкому светит яркая лампа. Слух докладывает, что рядом жужжит вентилятор. Обоняние услужливо доносит запах больницы, а осязание дополняет ощущение холодка на голой коже. О вкусе и говорить нечего – во рту точно кошки побывали. Так, все ясно. Кажется, он в больнице.

Звоницкий поспешно сел – и тут же мир заиграл новыми красками. Все пять чувств «сменили пластинку» – во-первых, Глеб ударился головой обо что-то металлическое, раздался звон разбитого стекла, зловещее шипение, запахло паленым, осколки царапнули кожу, а свет погас, и воцарилась кромешная темнота. В ужасе ветеринар прижал руки ко лбу и услышал громкий, энергичный мат, из той разновидности, какую именуют «художественным».

– Он живой! Да вы что там… что ли?! Живого мужика, даже не разобравшись толком! А если б я его вскрыл?!