— Послушай, Валера, — примирительно проговорил полковник, — чего ты-то кипятишься? Когда мы вели всю эту разработку, ты палочки учился писать и на титьки первой учителки слюни пускал.
— Правильно, — кивнул Арапов. — Я с этим вашим выкормышем познакомился намного позже. К тому моменту страна была другая, и игра была другая. Михал Михалыч ушел в частные структуры… Банкиров охраняли? Олигархов берегли? Малик давно уже оборвал поводок и ушел на ту сторону, и никакая это была не оперативная разработка. Он сделался идеологом, такой весь из себя правоверный, религиозный лидер! Он вообще никогда не играл по правилам, а тут вконец вышел из-под контроля. Знаю, что к нему подсылали агентов, чтобы устранить. Даже дважды. Очень уж много было от него вони и шума.
— Кто тебе это «слил»? — прищурился Хамзин.
— Неважно, — оскалился Валерий. — Агентов он вам вернул.
Глеб слушал, стараясь не дышать слишком громко. Ему уже почти удалось распутать узлы на веревке, которой были связаны руки. Еще немного…
— Я еще, помню, говорю ему: «Гнить тебе, сука, в тюрьме, в одиночке! Сам себя будешь иметь следующие сорок лет».
Полковник Хамзин насмешливо смотрел на Валерия. Того начала бить дрожь, пистолет в руке ходил ходуном. Старик, кажется, совсем не боялся бывшего ученика.
— И вот я в-возвращаюсь на Родину. Орден дали. Благодарность от в-высокого начальства. «Молодец, Валера Арапов, Родина тебя не забудет!» Малика я не видел, да это и понятно, ведь процесс должен быть закрытым. Но вот проходит полгода, и я узнаю… — Голос Арапова оборвался, он неожиданно подошел к старику и с размаху ударил его рукояткой пистолета. Из раны под глазом хлынула кровь, но полковника это, кажется, совершенно не беспокоило. Утерев кровь тыльной стороной руки, он спокойно произнес:
— Дурак ты, Арапов. Он пошел на сотрудничество, и его отпустили. Он снова стал работать на нас.
— Да ни хрена он на вас не работал! — заорал бывший агент. — Вы хотели его использовать в своих целях, и мне плевать в каких, политика там была или «бабло»! Мне важно, что этот упырь, который обещал добраться до моей жены и сына, на воле! Вы провернули дело так, будто он загнулся в тюрьме во время следствия! Вы сделали ему чистые документы! Эта тварь на свободе! И заметьте, Малик не убрался обратно в Афган, Пакистан или куда-то еще, он здесь, рядом, лег на дно и ждет. Я хорошо его знаю. Он, сука, терпеливый, как крокодил. Ждет, выжидает, а потом…
Тут Валера замолчал, подошел к Звоницкому, который почти освободил руки, и заново стянул его запястья. Глеб едва не взвыл — во-первых, от боли, а во-вторых, от разочарования. Надо же, эти профи как машины — в них действительно осталось мало человеческого. Вроде бы искренне переживает, в истерике бьется, но при этом все вокруг сканирует и замечает. Держит ситуацию под контролем.
«Ничего, — решил про себя Глеб. — Будет и на нашей улице праздник. Помирать — так с музыкой…» Он уже мысленно составил план действий. Если все пойдет как надо, Валеру Арапова ждет бо-о-ольшой сюрприз. Глебу терять нечего. Надо только дождаться, когда чокнутый агент выйдет из помещения — хотя бы на пару минут.
Как назло, Арапов не собирался покидать спортзал. Он вступил в длительный диалог с полковником Хамзиным — Глеб вообще перестал понимать, о чем они говорят. В их речи то и дело мелькали названия мест, в которых Звоницкий никогда не был, имена и клички людей, о которых он никогда не слышал.
Самое странное, что остальные старики сидели совершенно неподвижно. Никто из заложников не пытался оказать сопротивление, никто не сделал попытки позвать на помощь, выбраться из захваченного санатория. Никто даже не сопротивлялся — по крайней мере, Глеб ни на ком не видел следов побоев. Интересно получается… Это потому, что ветераны ФСБ прекрасно знают, чего можно ожидать от их младшего коллеги, и считают любое сопротивление бессмысленным и опасным? Или они так хорошо усвоили памятку для заложников… Наверняка сами ее и составляли.