Прививка от развода

«Пакет с завтраком». Муж, который вполне в состоянии позавтракать в дорогом ресторане, тем не менее каждое утро делает несколько бутербродов и уносит к себе в контору в бумажном пакете. Для этого он использует хлебные корки, остатки вчерашнего обеда и бумажные пакеты, которые сберегает для него жена. Это обеспечивает ему полный контроль над финансами семьи – разве жена посмеет купить себе норковый палантин перед лицом такого самопожертвования?

«Суд». Когда один из супругов был неправ, но вместо того, чтобы признаться хотя бы самому себе, он жалуется третьему лицу, мол, представляете, что он/она сделала? Партнёр вынужден парировать – нет, это было вот так. Все запутываются, виноват обычно судья – он неверно рассудил. Супруги сыграли и выиграли.

«Фригидная женщина». Жена соблазняет мужа, а когда он реагирует на соблазнение, жалуется, что ему от неё нужно только одно.

«Загнанная домохозяйка». Жена берет на себя слишком много работы, выдыхается – мужу стыдно.

«Мамочкина/папочкина забота». На первый взгляд любовь, выражающаяся в заботе и даже самоотречении, кажется альтруистичной и искренней. На самом деле, излишне заботливый мало верит в себя, свои силы. Он сомневается в том, что он достоин любви сам по себе, а потому старается приложить массу усилий, чтобы оказаться нужным. Это и рычаг давления, чтобы удержать партнёра: «Если ты уйдёшь от меня, никто не будет так о тебе заботиться». И бессознательное ожидание благодарности. «Сверхзаботливая» любовь в действительности обращена не к партнёру, а к собственным внутренним родительским образам, которые «не долюбили меня в детстве». Гиперопека опасна тем, что «опекун» стремится не к тому, чтобы превозмочь ущерб, нанесенный в прошлом, и даже не к тому, чтобы о нём забыть, – он хочет получить возмещение.

Думаю, вы видели, как играются игры «если бы не ты», «видишь, как я старался» и другие. Если заметите у себя малейшие признаки таких игр, беспощадно искореняйте.

Семья не должна быть полем для сражения. Иногда полезно просто уступить, отказаться от каких-то собственных представлений о том, как всё должно быть. В конце концов, ты хочешь быть прав или счастлив?

«Если хочешь, чтобы в споре последнее слово осталось за тобой, просто скажи: «Пожалуй, ты прав».

© Уинстон Черчилль.

Однажды молодая женщина сказала мне: «Я никогда не уступаю мужу в спорах, потому что это унижает меня». Я в то время читала книгу Олега Михайлова «Суворов» и рассказала ей такую историю:

«Суворов был величайшим полководцем. После швейцарского похода он находился в центре всеобщего внимания и даже поклонения. В битве при реке Треббии Суворов разгромил армию Макдональда, а через несколько лет этот Макдональд в беседе с русским послом сказал: «Неудача при Треббии могла бы стоить мне карьеры. Меня спасло только то, что моим победителем был Суворов». В разных странах появлялись статьи, брошюры, портреты в честь русского фельдмаршала. В Германии выбили медаль с профилем Суворова и надписью: «Суворов – любимец Италии» на одной стороне и «гроза галлов» – на другой. В лондонских театрах в честь Суворова произносились стихи. Английский адмирал Нельсон писал Суворову: «Меня осыпают наградами, но сегодня удостоился я высочайшей награды: мне сказали, что я похож на Вас». Император Павел, когда пожаловал Суворову звание генералиссимуса всех Российских войск, пылко сказал: «Другому этой награды было бы много, а Суворову мало! Ему быть ангелом!».

И вот этот человек, которым восхищалась Европа, а русские солдаты готовы были носить на руках, этот человек смог встать на колени перед своими полководцами. Это было так. Когда французы заперли выход из Мутенской долины, и русская армия оказалась в каменном мешке, Суворов собрал совет и сказал: «Австрийцы нас предали. У Массены свыше 60 тысяч солдат, а у нас нет и полных двадцати. Идти назад – стыд! Это значит отступать, а русские и я никогда не отступали. Вокруг горы. Помощи ждать неоткуда. Одна надежда на Бога, другая – на величайшую храбрость войск. Нам предстоят труды величайшие в мире: мы на краю пропасти! Но мы русские! Спасите честь и достояние России и её самодержца!» – с этим последним возгласом старый фельдмаршал встал на колени.

Багратион вспоминал: «Мы прямо остолбенели и все невольно двинулись поднять старца героя. У Александра Васильевича слёзы падали крупными каплями. О, я никогда не забуду этой минуты! Меня трясла какая-то могучая сила. Я был в незнакомом восторженном состоянии, что если бы явилась тьма врагов, я готов был бы с ними сразиться. То же было со всеми, тут находившимися».

Вилим Христофорович Дерфельден, старший после Суворова, сказал: «Мы видим, что нам предстоит. Но ведь и ты знаешь нас, преданных тебе душой. Всё перенесем, не посрамим русского оружия! А если падем, то умрем со славою. Веди нас, отец! Мы русские!». «Клянёмся в том перед Богом!» – воскликнули все остальные.