Прививка против приключений

Ранним утром в Лисморе. Великолепная шестерка. Искусство пугать ювелиров. Похищение колокольчика. В гостинице. Пашкины приобретения.

Ранним утром на улицах австралийского города Лисмора появилась необычного вида процессия. Прохожие с любопытством косились на шестерых изможденных людей в потрепанной одежде и старались держаться от них подальше, а многие и вовсе переходили на другую сторону улицы. Некоторое время определенный интерес к ним проявлял полисмен, шедший следом два квартала, но шестеро прохожих были трезвыми, не дебоширили и к прохожим не приставали, и вскоре представитель порядка вернулся к своим заботам, решив, видимо, что местная община хиппи устроила демонстрацию против гонки вооружений.

Возглавлял шествие дородный субъект, одетый в нечто бесформенное, напоминающее плащ, у которого оторвали воротник и оба рукава. Из многочисленных прорех торчали грязные клочья батистовой рубашки. Спутанная грива рыжих волос ниспадала на шею и плечи, на подбородке топорщилась такая же рыжая недельная щетина. Его короткие, некогда бархатные штаны протерлись и залоснились. Левая нога была обута в кожаный сапог без каблука, правая была босая. Предводитель отряда сгибался под тяжестью маленького, но, по-видимому, увесистого железного ящика. Покрытый облупившейся краской, тот был обмотан пеньковым тросом и приторочен у незнакомца за спиной на манер рюкзака.

Следом за ним, с преувеличенно веселым видом вышагивал обнаженный по пояс молодой человек, вся одежда которого состояла из широченных, некогда голубых, а теперь — неопределенного серого цвета шаровар и турецких туфель без задников, шлепавших по асфальту, словно ласты. Голова его была на пиратский манер обвязана веселеньким красным платком с черепушками, что в сочетании с длинными торчащими усами придавало ему вид заправского Бармалея. Туалет его завершал полосатый нитяной носок, который молодой джентльмен, в зависимости от настроения, надевал по утрам то на правую, то на левую ногу.

Следуя законам арифметической прогрессии, на третьем участнике должно было быть еще меньше одежды. Именно так и было — смуглый и загорелый парень с серьгой в ухе предпочитал простоту — кроме трусов, на нем не было ничего. Если бы кто-нибудь спросил его о причинах такого минимализма, он объяснил бы, что его костюм разлетелся по соломинкам во время шторма, оставив лишь воспоминания в виде этих цветастых гавайских трусов и вышеупомянутой серьги.

Далее прогрессия стала возрастать — на четвертом в этой компании человеке — верзиле под два метра ростом — вновь были надеты брюки, отороченные по швам бахромой. Впрочем, из-за многочисленных прорех казалось, что брюк как таковых нет вообще, а есть одна лишь бахрома, зато в большом количестве. На ногах его красовались индейские мокасины, а в волосы было вплетено петушиное перо, позаимствованное на ближайшей птицеферме. Этот рослый малый нес вещевой мешок, пропахший вяленой рыбой, а на плече его восседал галчонок.

Следом за ним, кутаясь в какое-то подобие сари из черной материи, все время с него спадавшее, крадущейся походкой шел невысокий сухощавый человек с восточными чертами лица, отдаленно похожий на Брюса Ли. Он был бос и подпоясан все тем же огрызком пеньковой веревки. Время от времени он протягивал руку за плечо, словно хотел там что-то нащупать, ничего не находил и криво усмехался при этом.

Замыкал шествие среднего роста, крепко сбитый бородач, облаченный в долгополый, крытый синим сукном тулуп. В разгар лета этот наряд был, видимо, не очень удобен — детина то и дело почесывался, распространяя запах кислой овчины, и ругался в бороду, которая, кстати, тоже была весьма примечательна, поскольку словно бы состояла из пучков разного цвета — рыжих, черных и белых. Прямые волосы его были расчесаны на пробор. Волосатые ноги — обнажены. По виду это был типичный архангельский плотник семнадцатого века, и для завершения картины не хватало только топора и лаптей.

В остальном же ничего странного в них не было, и большого внимания горожан они не привлекли.

Я думаю, не стоит объяснять читателю, кто были эти люди.

Прошествовав по тихим улочкам городских окраин, мы постепенно добрались до деловых кварталов и остановились у притулившегося на углу ювелирного магазина. Игорь сбросил с плеч несгораемый шкаф и посмотрел на большой циферблат висящих на столбе часов. Было семь утра. Почесав в затылке, Хозяин приказал нам отвернуться и защелкал цифровым замком.

— Один… — бормотал он, — девять, шесть… тьфу ты, черт… А, ноль!

Пачка долларов перекочевала в карман камзола, после чего Игорь отобрал два десятка жемчужин средней величины и, захлопнув дверцу сейфа, разрешил нам повернуться обратно.

— Паша! — окликнул он.

— Я!

Сходи в магазин, поищи чего-нибудь съестного. Как найдешь, сразу зови нас.

— Есть! — откозырял тот, плюнул мимо урны и закосолапил вдоль по улице, что-то бурча про себя. Прохожие в ужасе шарахались от него.