— Если бы вы только знали, как я благодарил Бога за то, что он одарил меня слабым здоровьем, из-за чего меня не отправили из этого дорогого моему сердцу места в какую-нибудь ужасную мужскую гимназию и избавили от обязанности ухаживать за тем бедным серым пони. Меня частенько посылали к загону за оливковой рощей отнести ему лакомство. Я не хотел близко к нему подходить, поэтому очень осторожно, так, чтобы никто не видел, перекидывал корм через ограду. Потом я усаживался под оливковым деревом, доставал из кармана книгу и читал час или около того, пока пони с жадностью пожирал куски яблок и моркови, а затем снова начинал мирно щипать траву. Интересно, что с ним стало в итоге? Полагаю, его продали. Почему мой отец так хотел, чтобы я был англичанином? Моя дорогая мама делала все, что могла, чтобы защитить меня, при этом она никоим образом не противоречила отцу. По крайней мере, пока не сдалась и не ушла в себя так глубоко, что никто, даже я, не смог добраться до нее.
Сэр Кристофер откинул голову на высокую спинку своего плетеного кресла и закрыл глаза.
— Инспектор, я должен поблагодарить вас.
О чем это он?
— Я должен поблагодарить вас, ведь по какой-то причине я вдруг понял, что могу поговорить с вами об этом саде и поделиться воспоминаниями, которые он вызывает. До сегодняшнего дня я избегал этого места. Моя мать перестала заниматься садом, а потом... К сожалению, ничего романтичного. Она умерла в клинике. От рака. Говорю на всякий случай, если вы вообразили, будто здесь произошло что-то драматичное.
— Нет, — честно ответил инспектор. Он никогда ничего не воображал.
— Вам, вероятно, сказали, что я болен и слишком горд, чтобы признать это.
— Что-то вроде этого.
— Вы человек, который все подмечает. Я склонен думать, что вы также все понимаете... Понимаете людей. Во всяком случае, на меня вы произвели именно такое впечатление, такое действие оказали на меня. Что я могу сказать? Я знаю, что проживу недолго, и, в отличие от тонущего человека, который в одно мгновение вспоминает всю свою жизнь, моя жизнь очень медленно проходит у меня перед глазами. Каждый день ко мне приходит адвокат, и каждый день я понимаю, что не могу составить последний вариант моего завещания. Завещание это не просто документальное описание собственности, завещание — это документальное описание человеческой жизни. Полагаю, вы женаты, у вас есть дети, семья?
— Да. Да, конечно.
— Значит, у вас уже есть определенные варианты завещания. Я же должен сам придумать его. У меня нет наследников. Благодарение Господу, в моей жизни есть несколько надежных людей, настоящих друзей на всю жизнь. Один из них — мой адвокат. Еще — мой дорогой Ренато, чей прекрасный вкус к живописи и скульптуре повлиял на меня, думаю, даже в большей степени, чем отцовский. И, конечно, Джереми Портеус, с которым вы уже знакомы. Он со мной с девятнадцати лет и всегда меня поддерживал.
— Вам повезло, — соврал инспектор, который не видел в этом ничего хорошего.
Брать секретарем девятнадцатилетнего мальчишку... Впрочем, личная жизнь этого человека касается лишь его самого.
— Да-да, мне повезло. Если бы мои картины оценили, как они того заслуживают, я бы ни о чем не сожалел. Конечно, это случается с очень многими художниками. В наши дни галереи — это всего-навсего дешевые коммерческие предприятия, организованные людьми, лишенными культурного багажа, эстетического вкуса. С другой стороны, моими работами восхищались некоторые очень значительные в культурном обществе люди, для которых этот дом был местом встреч. Ну ладно, я не должен обременять вас. Как я уже сказал, я хочу вас поблагодарить. Как раз сегодня я нашел в себе силы прийти в сад моей матери. Попытка забыть все обиды прошлого. Будто я знал, что по стечению обстоятельств эта незначительная кража сведет меня с человеком, с которым я смогу поговорить о саде, о его красоте вместо того, чтобы предаваться печальным воспоминаниям. Я должен осмыслить свою жизнь, должен изучить все ее стороны, как светлые, так и темные. Со всем примириться, все принять.
— Я понимаю. Часто это легче сделать с незнакомцем.
— С правильным незнакомцем.