— Как это — «необходимо увидеть»? — с наигранной улыбкой спросила Елена Прекрасная. — Молодой человек, что-то я вас не понимаю.
— Что же тут непонятного? Хочу войти в кабинет и увидеть директора.
— Позвольте, а вы откуда, во-первых? — не переставая наигранно улыбаться, спросила красавица с синими очами. — И кто вы есть, во-вторых?
— Я — гражданин села, которое тем и знаменито, что в нем когда-то баба родила…
— Прошу без этого, без поэзии, — перебила улыбавшаяся красавица села Богомольного. — Вы записаны, в-третьих?
— Куда?
— Не прикидывайтесь наивным простачком. Теперь таких уже нигде не сыщешь. Все и всё знают. — Синие очи Елены Прекрасной выражали одно сплошное горе… — Еще спрашиваете: куда? Известно, к Андрею Аверьяновичу вы записаны?
— Не записан. А что, надо?
— Так чего же вы пришли?
— По срочной необходимости.
— Приемы у нас по средам. На дверях написано. Могу записать на среду.
— Сегодня же четверг. Целую неделю ждать.
— Ничего, подождете. Время пройдет быстро.
— Но у меня же неотложное дело! — стоял я на своем, невольно любуясь умело подведенными очами Елены Прекрасной. — Если, к примеру, горит совхоз и мне надо сообщить об этом самому директору? Пока запишешься на очередь, пока будешь ждать среду, сгорит же все дотла!
— Шутки я тоже обожаю.
— Если без шуток, то мне в самом деле нужно срочно повидаться с Андреем Аверьяновичем, — настаивал я на своем. — Просто сию минуту. Вы доложите, как положено.
— Не положено.
— Войдите в кабинет и скажите: так, мол, и так, приехал товарищ из Москвы.
— Опять шуточки? — Тут ее подсиненные очи впервые насторожились. — Неужели из Москвы? Как из Москвы?
— Вчера, самолетом, — спокойно ответил я. — Пойдите к своему шефу и доложите: Михаил Чазов, из Москвы. Можете добавить: брат его супруги Екатерины Анисимовны, по-простому — шурин.
— Да неужели из Москвы? Неужели шурин? — Елена Прекрасная так обрадовалась, словно бы увидела перед собой не меня, а какого-то сказочного принца. — А вы не обманываете? Может, вы из автоколонны?
— Неужели я похож на сотрудника автотранспорта?
— Не похожи… Не обманываете, нет? — повторила она еще раз, и ее синие большие глаза стали синее и больше. — Неужели шурин? Неужели из Москвы?
— Да как же я посмею обманывать такую красавицу?
— Ой, что вы… Зачем же еще и комплименты? Так неужели из самой Москвы? Неужели шурин? Чего же вы сразу не сказали? — Тут Елена Прекрасная с синими очами и с папахой на голове не вышла из-за стола, а словно бы выпорхнула и открыла дверь кабинета. — Прошу! Андрей Аверьянович один.
— Вот так бы и давно, — сказал я и вошел в кабинет.
В эту минуту Андрей никак не ждал увидеть меня, и мы, оба обрадованные встречей, обнялись. Мы не виделись более трех лет, и я не знаю, заметил ли Андрей во мне перемены и какие, но я в нем заметил. Он возмужал лицом, стал солиднее, представительнее, плечистее и словно бы выше ростом, и во взгляде у него появилось какое-то чисто начальственное спокойствие — оно чаще всего бывает у людей, привыкших к своему положению хозяина, к чувству превосходства над другими. И одет он был как-то так, как одевались когда-то директора совхозов и председатели колхозов: серый, легкий полукитель с накладными карманами сидел на нем просторно, а полувоенные, вобранные в голенища сапог брюки придавали его солидной фигуре вид человека, знающего цену себе и другим.
— Ну, здравствуй, Миша! — сказал он, широко улыбаясь. — Наконец-то заявился! Надолго ли?
— Здешний собственный корреспондент заболел, так вот я побуду вместо него.
— Жилье облюбуешь в Ставрополе или у нас? — Андрей обхватил мои плечи сильными руками, прижал к себе. — Никуда мы тебя не отпустим! У нас тебе будет лучше. Дадим комнату со всеми удобствами.
— Думаю, жилье мне не потребуется, — ответил я, освобождаясь от объятий. — Буду ездить по районам. Вот если бы прикомандировал ко мне Олега с машиной, а?
— Олег и машина — не проблема, — сказал Андрей, и его спокойный взгляд говорил: «О чем спрашиваешь? Я же директор, я все могу». — В Привольном уже был? Чабанский музей видел?
— Видел, видел, все осмотрел, — ответил я. — Вчера направился прямо туда, по старой протоптанной дорожке.
— А у въезда в хутор бабуся тебя встречала?
— Ну как же! Прекрасно стоит! Я встал перед ней на колени и поздоровался. Хорошо возвышается на кургане чабанская мамка. Всегда у людей на виду. Никто не проедет мимо, не взглянув на нее.
— Садись сюда, Миша, в кресло. Как я рад, что ты снова у нас, на нашем приволье. Где же ты ночевал?
— У дяди Анисима.
— А… Ну, как он? Все еще злится на меня? Клянет?
— Несчастный он человек, — ответил я. — Андрей, ведь его тоже надобно понять.
— Понять бы надо, надо… — Андрей задумался. — А как понять? Научи, если можешь. Я же не только его зять, я прежде всего директор.
Разговор об Анисиме Ивановиче у нас не получился, и я, чтобы не молчать, рассказал, как меня встретила секретарша.
— Эта красавица, эта Елена Прекрасная, — добавил я, — говорит мне мило, вежливо, что может записать меня на очередь только на среду.
Андрей хохотал искренне, до слез, спрашивая сквозь смех: