Приворот для Золушки

– Сейчас я дам тебе тапочки мужа, – решительно заявила Наталья. – Разденешься на площадке, а потом вымоешь ботинки у меня. Вот ведь засранка эта кошка! Я раз в неделю в ее экскременты вляпываюсь. Так что ничего нового и особо шокирующего для меня в этом нет.

– С детства кошек ненавижу, – пробормотал Володя. – Это ваша?

– Нет, соседская. У меня собака. Сеня, иди сюда, поздоровайся с гостем.

Сеня лениво вышел из спальни и, увидев Володю с Ленчиковыми тапочками в руках, зашелся в истошном лае.

– Не понравился я ему, – мрачно заметил Шведов.

– Нет, он тапочки хозяина охраняет, – примирительно сказала Наталья. – Сеня, иди в спальню. Не кричи.

Собака не успокаивалась, поэтому Наталье пришлось действительно запереть пса в спальне. Обычно миролюбивый, Сеня рычал, бросался на дверь всем своим лохматым тельцем, в его глазах даже через дверное стекло читался укор.

Пока Володя топтался на площадке, переобуваясь в Ленчиковы тапочки, пока мыл в ванной комнате ботинки, а потом руки, пока пил свой кофе, Наталья успела не только прочитать и подписать договор, но и переодеться в деловой костюм.

Наконец, гость ушел, забрав все свои бумаги, а выпущенный на свободу Сеня долго и тщательно обнюхивал всю квартиру и демонстративно поднял лапу на дверной косяк в коридоре.

– Ну и чем ты лучше кошки Матрены? – укоризненно спросила Наталья. – Ишь, какой хозяин выискался! Территорию метит. Вот расскажу вечером Лене, он тебя накажет.

Сеня виновато повилял хвостом, скорчил умильную мину и залез под кухонный стол. Вздохнув, Наталья пошла за тряпкой.

Подумав, она решила, что краситься не будет. Часы показывали уже половину одиннадцатого, и мысль о невыспавшемся Развольском, который в ее отсутствие вынужден работать, терзала душу. Бросив косметичку в сумку, Наталья надела спасенные мужем туфли и побежала к машине.

Дверь в приемную почему-то оказалась заперта. Наталья решила, что Развольский все же уехал, не дождавшись ее. С одной стороны, было обидно, что она не увидит его после двух выходных. С другой – сердце сжало привычное волнение: а вдруг ему совсем плохо? В-третьих, было совершенно непонятно, куда в разгар рабочего дня подевалась секретарша Анечка.

Открыв дверь своим ключом, Наталья вошла в приемную и направилась к своему кабинету. В этот момент из приоткрытой двери кабинета Развольского раздался тихий стон. Наталья помертвела.

– Стас, – позвала она. – Стас, что случилось, тебе плохо?

Стон повторился, и, вне себя от ужаса, Наталья ворвалась в кабинет шефа.

Станиславу Николаевичу Развольскому было хорошо. Он стоял, опираясь о стену, с приспущенными штанами, а между его ног расположилась коленопреклоненная Анечка. Ее мысли, как и рот, были полностью заняты шефом, поэтому Наталью она даже не заметила.

Развольский при виде Натальи переменился в лице. Однако в этот момент Анечка, видимо, смогла как-то по особенному задеть его за живое, потому что он непроизвольно закрыл глаза и снова застонал. Выскочив из кабинета, Наталья опрометью бросилась к себе.

Со школьного курса химии мы помним (ну хорошо, не все), что H₂SO₄ – это серная кислота, HCl – соляная, H₃PO₄ – фосфорная, а HNO₃ – азотная. Особенно одаренные люди даже, напрягшись, вспомнят, что HNO₂ – формула азотистой кислоты, HClO – серноватистой, а H₂SiO₃ – кремниевой. Впрочем, все это абсолютно не важно.

Важно, что пока ни один, даже самый выдающийся химик не вывел формулу измены. Даже Менделеев остановился всего лишь на водке.

На какую кислоту похожа измена, если ее созерцание полностью выжигает глаза? Да что там глаза… Одной капли измены достаточно, чтобы выжечь душу. Если и не навсегда, то очень надолго. Говорят, химические ожоги куда болезненнее термических и заживают гораздо дольше. Из какой такой ядреной химии состоит измена, что ожог от нее рубцуется годами?

Редко кому удается избежать этих ожогов. Так и ходим, покрытые рубцами, не видными снаружи, но страшными, тянущими, до конца не зажившими внутри.