Приворотное зелье

Он ходил по кабинету в черной рубашке, взволнованный и возбужденный, и тут же стал рассказывать мне о своем замысле. Я пробовался на роль Фрола Минаева, человека, который находился со Степаном Разиным в вечном споре, так что Василий Макарович как бы и меня убеждал в чем-то.

Я представляю себе, говорил он, бескрайнюю степь. Полную, огромную, как солнце, луну, серебристо-белесый мир, и по степи скачут на лошадях два озверевших человека. Это Фролка уходит от Степана, потому что тот в ярости лютый бывает и вполне может убить… И вот эта половецкая степь, эти половецкие полудикари как бы задавали тон не только этой сцене, а всему фильму. Я только спросил его, не боится ли он надорваться: замысел грандиозный, а он и режиссер, и в главной роли.

– А-а, я все на это поставил, должен справиться! – ответил он.

Он действительно поставил на этот фильм все, вплоть до собственной жизни: он работал над сценарием ночами, много курил, пил кофе – и сердце не выдержало такого напряжения.

…Я понимал всю сложность задачи, стоящей передо мной. Шукшина мучила вековая загадка русской воли, несущей в себе зерно трагедии. Он задавался мучительным вопросом: что же такое творится с русским мужиком? Не с точки зрения истории, а с точки зрения сути, философии, основы характера русского мужика, которые определяют его самоощущение, мировосприятие. Для него Разин не был таким уж легендарным героем, как это могло показаться: это был простой, талантливый, умный мужик, может быть, более свободолюбивый, чем его собратья, но вовсе не сказочно приукрашенный, каким он воспевался в народных песнях.

О Степане Разине написано великое множество песен, столько, пожалуй, не написано ни о ком. Почему столь популярна в народе была эта фигура, весьма противоречивая, я бы назвал ее фигурой мрачного российского средневековья? Думаю, Шукшин тоже искал ответ на этот вопрос.

Мужик был рабочим скотом, товаром, его можно было продать, убить, хозяин за это никакой ответственности не нес. Нищета, унижения были спутниками всей его жизни…

Когда я был в Индии, в Дели, везли нас как-то поздно вечером в отель, и на разделительном газоне я увидел лежащих буквально впритирку один к одному индусов. Мы ехали минут десять по этой широкой освещенной улице, а газон все не кончался. У этих людей, кроме набедренной повязки и подобия рубахи, ничего не было. Они работают день ради горстки риса, работают, как каторжники (я видел, как они, поднявшись с тяжелой ношей по строительной утлой лестнице, цементом заливали стены домов), а потом спят, чтобы утром начать все сначала. Живут эти несчастные не больше тридцати лет, так рано они изнашиваются. Никогда не забуду, как подошла ко мне за подаянием девочка лет тринадцати, и такая мольба была в ее огромных черных глазах!

Что-то подобное этому было на Руси. И тут появляется Степан Разин, с награбленными в Персии богатствами, победитель, которого, как известно, не судят, и ведет он вольную жизнь и задумывает дать волю и русскому мужику. Ну, российский мужик, известно, готов снять с себя и отдать последнюю рубаху, но может из-за бутылки водки и человека убить. А если речь идет о справедливости…

Степан Разин начал с жестокости. «Нет, не тем я, люди, грешен, что бояр на башнях вешал. Грешен я в глазах твоих тем, что мало вешал их». Он зверствовал так же, как его враги зверствовали по отношению к нему и восставшим мужикам.

Восстание было потоплено в крови. Если Разин вешал бояр на башнях, те вешали мужиков на баржах и пускали эти баржи по Волге для устрашения всех остальных. Эта кровавая бойня ничего не принесла народу, но Степан Разин остался в его глазах героем, борцом за справедливость.

Историк Костомаров характеризует Разина как человека без малейшего чувства сострадания или жалости. Это не так. Разин отразил в себе характер своего времени, страшного и жестокого. В то же время его свободолюбие, удаль, самоотверженность сделали его самым поэтическим лицом в русской истории, как сказал о том Пушкин.

Мне, чтобы сыграть Разина, надо было понять как можно глубже замысел Шукшина, его трактовку этой противоречивой фигуры. Шукшин всегда пытался постичь душу искаженную, в злом понять правого, выйти к нравственно чистой истине. У него не было и тени умиления и заискивания перед своими героями. Он вообще не заискивал ни перед людьми, ни перед временем, и был понят людьми и нужен времени.

Я как актер решил идти от своего эмоционального ощущения этого образа и исторического времени, выпавшего на долю Степана Разина. Простой мужик, грешный, путаный, опаленный болью и состраданием к людям, он кинулся сломя голову защищать их и наводить порядок на земле русской. А как делать это, он толком не знал – и заметался в противоречиях, тупиках, ошибках. Несчастный, темный в общем-то человек. Трагично столкновение в его душе двух противоположных стихий – жестокости и жалости…

Мука мученическая играть такого Разина. И счастье редкое. Ибо это Русь, это жизнь, пусть страшная, но жизнь, а не историческая схема, сконструированная и приспособленная к требованиям времени.