Привороженные (СИ)

Мать и дочь были такие голодные, что проглотили бы лошадь целиком, поэтому съели всё до последней крошки. Не успели поблагодарить радушную хозяйку, как сморило сном.

Наступило утро, старушка едва с постели поднялась, все жаловалась на боли в пояснице.

— Ох, худо бабушке, — плакалась старуха, не в силах и шагу ступить. — Завтра полегчает, завтра выведу.

— Вы скажите в какую сторону идти, я и сама дорогу отыщу, — Евдокии не терпелось покинуть жуткий лес.

— Сама не найдешь — заплутаешь, — отказывала старушка.

Вечером она смогла подняться и опять наварила каши. Как только всё съели — тут же уснули.

Наутро история повторилась.

— Куда же ты пойдешь? Идти тебе, милая, некуда. Курень твой на щепки разобрали и следа не осталось, тетка одна и та стерва. Пропадешь без мужика.

— Ты что такое говоришь, старая? Откуда знаешь? — удивлялась Дуня и начинала побаиваться странной старухи.

— Знаю, — хитро отвечала та и продолжала всякие небылицы рассказывать. — Доходишь меня, помогать будешь — перед смертью тебе зеркало колдовское отдам. Этим зеркалом можно судьбу свою зазывать, суженого-ряженого. А я тебя научу обряду.

Евдокия не воспринимала слова старухи всерьез. Покрутила у виска, обозвав выжившей из ума, вышла на порог — оглянулась. Вокруг лес дремучий — куда идти, где тропа верная — кто знает.

Вечером как обычно бабка каши наварила, но в этот раз Дунька есть не стала, только притворилась и также притворно уснула.

Лежит она тихо, одним глазом подсматривает сквозь приоткрытое веко. Встала старуха с постели и как прыгнет, одним прыжком на чердаке оказалась. Евдокия едва сдержалась, чтобы не ахнуть, внутри все похолодело от ужаса. Только сейчас поняла — не иначе ведьма их приманила.

Все-таки взяло верх любопытство и тихо забравшись на пень, заглянула в щель.

В самом углу сидит старуха спиной, а перед ней зеркало, небольшое и немаленькое, свет из него, как от солнца, аж в голове прояснилось. Дунька пригляделась и обомлела — в отражении не старуха, а молодая девушка, шепчет какие-то заклинания. Глаза ее черные, как уголь, взгляд, будто насквозь прожигает. На долю секунды вперились в любопытную Евдокию эти глазища. Та испугалась, отшатнулась, чуть было не свалилась с пня. Мигом легла, укрывшись с головой и притворилась спящей.

Наутро старуха моложаво вскочила с постели, Дуня за ней следом да и говорит:

— Согласна я бабушка, останусь.

— Славненько, доченька, оставайся — не пожалеешь, — и отправила ее за ягодами, на всякий случай дала клубок, приказав покатить по земле, если вдруг заблудится.

Дуня взяла в одну руку лукошко, в другую дочь и отправилась, якобы за ягодами, а сама спряталась неподалеку, ждала когда старуха избушку покинет. Дождалась, спустя некоторое время увидела как вылетело что-то из окна. Перекрестилась, дочери велела без нее и шагу не ступить, вернулась в избушку. Что за сила ей управляла в тот момент, по сей день не знает, но ведомая каким-то необъяснимым порывом, забралась на чердак, завернула в темное плотное сукно колдовское зеркало и дала деру. Ветер в ушах шипел, бежала без оглядки, в одной руке зеркало, в другой Раиса.

Ни конца ни края дремучему лесу не было, словно в западне, где нет ни выхода, ни входа.

Совсем они выдохлись, последние силы покинули. Мать и дочь устало припали к земле, судорожно вдыхая сырой затхлый воздух. Дуня нащупала в кармане клубок и решила: была ни была, хуже не будет.

— Веди к людям, — приказала она и покатила клубок по земле.

Тот не видя преград, покатился, словно ожил. Мать и дочка бежали за ним по следу, открыв в себе второе дыхание.

На закате вывел их волшебный клубочек на проселочную дорогу. К их изумлению развернулся и покатился восвояси.

А Дуня не сдержала слез, увидев в низине белые мазанки, где-то там затерялся и ее дом родной.

Глава 2

Как и говорила старуха, жилище, построенное еще дедом Евдокии, снесли. На месте ветхого куреня вырос каменный дом. Хозяин прогнал ее, чуть ли не с кулаками:

“Ишь ты, вернулась, на чужое имущество позарилась”.

Попросилась Дуня к родной тетке, та поселила ее в чулане, где хранила всякое ненужное барахло, пришлось спать поджав под себя ноги, неудобно, зато не на улице, и не у ведьмы в избушке. Еще долго Евдокия вспоминала о приключениях в лесу и с содроганием оглядывалась по сторонам, чувствуя как внутри расползается суеверный ужас. В зеркало она не смела заглянуть, замотала его ворохом тряпья и спрятала на чердаке, перекрестив три раза. Бывало снилась ей старуха, ругала ее на чем свет стоит, грозя скрюченным пальцем: “Худо будет! Вещь колдовскую не приручить тебе, доярка ты пустоголовая! Беду накличешь!”.

Тогда просыпалась Дуня в холодном поту, прижимала к себе дочку и шептала молитвы до крика первых петухов. Вскоре кошмары прекратились, а местное управление колхозом приняло ее на работу дояркой.